— Я спросил, кто ты, — ответил тот с сильнейшим акцентом.
— Я Галеад. А девочка из сакской деревни, на которую напали готы и перебили всех жителей.
— Тогда войди. Меня зовут Аста. Отнеси ее в мою хижину. Жена позаботится о ней.
Галеад отнес девочку в дом Асты. Высокая крепкая женщина принесла теплого молока в глиняной чашке. Галеад сел к широкому столу, девочка устроилась у него на коленях и начала пить молоко. Тут к ним присоединился хозяин.
— А ты уверен, это точно были готы?
— Я видел труп готского воина, в рогатом шлеме.
— Если ты говоришь правду, готы горько пожалеют об этом дне.
Галеад покачал головой.
— У вас для этого нет людей. Позволь дать тебе совет: пошли дозорных, и при приближении готов спрячьтесь в холмах. У вашего короля есть тут войско?
— У какого короля? — буркнул Аста. — Когда я был молодым воином, Кровавый король сокрушил наши силы, но оставил мальчику — Вульфиру — титул короля южных саксов. Но какой он король! Живет, будто женщина, даже мужа завел. — Аста презрительно сплюнул. — А Кровавый король? Ему-то что, если сакских женщин… оскорбляют?
Галеад промолчал. Девочка уснула, и он отнес ее на постель у дальней стены возле топящегося очага, где на усыпанном соломой полу спали три боевых пса. Он укрыл ее одеялом и поцеловал в щеку.
— А ты человек с сердцем, — заметил Аста, когда он вернулся к столу.
— Расскажи мне про готов, — попросил Галеад.
Аста пожал плечами.
— Да нечего рассказывать-то. Высадилось их тут около восьми тысяч, и они разбили римский легион. Потом они двинулись на запад, оставив здесь тысячу воинов.
— Но почему на запад? Что им там надо?
— Не знаю. Один из наших молодых ребят провожал их. Так он сказал, что их начальник спрашивал, какой дорогой лучше всего добираться до Сорвиодунума. Только мой парень не знал. А от нас туда чуть не полстраны ехать.
— Король Вотан был с ними?
Вновь сакс пожал плечами.
— А тебе-то что?
— А то, что Вотан истребил в Галлии весь мой род, и я должен увидеть, как он умрет.
— Говорят, он бог. Ты сошел с ума.
— У меня нет выбора, — ответил Галеад.
Глава 14
— Юг практически наш, государь, — сообщил Цурай, устремив взгляд матовых карих глаз в мраморный пол. Вотан молча смотрел на него, замечая, как напряжено его плоское азиатское лицо, как окостенели мышцы его шеи. Лоб Цурая блестел бисером пота, и Вотан почти на вкус ощущал его страх.
— А север?
— Неожиданно, государь, на нас восстали бриганты. Несколько наших воинов забрели в их святилище, где плясали женщины.
— Разве я не приказал, чтобы с племенами никаких неприятностей не было?
— Да, государь. Виновные найдены и посажены на кол.
— Вчера была разграблена сакская деревня.
— Разве, владыка?
— Да, Цурай. Наказание должно быть таким же — и на глазах большой толпы. Пусть наши союзники-саксы убедятся, правосудие Вотана молниеносно и ужасно. Теперь расскажи мне, что замыслил Катон в Срединных землях.
— Он искусный полководец. Уже трижды он преграждал путь нашему войску, так что оно приближается к Эборакуму не столь быстро. Но все же, — торопливо добавил он, — мы продолжаем наступать, и через несколько дней город падет.
— А узнал ли ты, где находится тело Кровавого короля?
— На Хрустальном Острове, государь. Неподалеку от Сорвиодунума.
— Так, так…
— Человек, прозванный Владыкой Ланса, увез тело короля на Остров, чтобы воскресить его.
— Кулейн! — прошептал Вотан. — Как я жажду вновь увидеть его!
— Кулейн? Я не понял, государь.
— Мой старый друг. Прикажи Алариху идти дальше на Сорвиодунум, но пусть отрядит двести человек на Остров. Я желаю увидеть голову Утера на копье. Тело сразу же изрубить на мелкие куски.
— Могу ли я спросить, владыка, почему ты не уничтожаешь его дух? Ведь тогда бы он уже не смог вернуться.
— Мне нужен Меч, а только Утер знает, где скрыл его.
Оставшись один, Вотан запер дверь своих покоев без окон и откинулся на широком ложе. Он закрыл глаза и принудил свой дух провалиться во мрак…
Его глаза открылись в освещенном факелами помещении из холодного камня. Он поднялся с пола и поглядел по сторонам — на пустоглазые статуи, бесцветные ковры и занавесы. Как ненавидел он это место за его бледное уподобление настоящему. В углу стоял кувшин, окруженный тремя кубками. На протяжении долгих веков, проведенных здесь, он часто наливал в один из них безвкусную красную жидкость, воображая, будто это вино. Все здесь было тенью, насмешкой.