Он сглотнул, но не сумел выдавить из себя ни слова, а она величественно прошла мимо и посмотрела на лицо Кормака Даймонссона.
— Твой сын, Гьен, — прошептал Прасамаккус.
— Да, — сказала она и погладила мягкую бородку. — Как он похож на отца.
— Я счастлив, что вижу тебя, — сказал бригант. — Я часто думал о тебе.
— А я о тебе. Как поживает Хельга?
— Она умерла. Но нам было очень хорошо вместе, я счастлив воспоминаниями и ни о чем не сожалею.
— Если бы я могла сказать то же! Он, — она указала на Утера, — разбил мою жизнь. Он обворовал меня — отнял сына и все счастье, которое могло выпасть на мою долю.
— И тем он обездолил себя, — сказал Прасамаккус. — Он ни на миг не переставал любить тебя, госпожа. Просто… просто вы не были предназначены друг для друга. Я оплакиваю вас обоих.
— Мои слезы давно иссякли, — молвила Лейта. — Когда я плыла в Галлию, оставив мертвое тельце сына… или так мне казалось… — Она помолчала. — И ты, и твой спутник должны покинуть Остров. На противоположном берегу озера на холме ты найдешь Кулейна. Он ждет там известий о человеке, которого предал.
Прасамаккус посмотрел ей в глаза. Волосы Гьен все еще оставались темными, только у одного виска вилась седая прядь, а лицо было прекрасным и каким-то странно вневременным. Однако глаза женщины казались матовыми и тусклыми, а во всем облике ощущалась бесчувственность, которая смутила Прасамаккуса:
Она вновь безучастно оглядела тела.
— В нем ничего от меня, — заключила она. — Он отродье Утера и умрет вместе с ним.
Они нашли Кулейна на вершине холма. Владыка Ланса сидел, поджав ноги, спиной к узкой дамбе, которая вела на Остров, ясно видимый теперь, когда дымка рассеялась. Он встал и обнял Прасамаккуса.
— Как ты оказался тут?
— Доставил тело Кормака.
— Где он?
— Рядом с королем.
— Христос Сладчайший! — прошептал Кулейн. — Но живой?
— Почти нет. Как и Утер. Только ослабевающий Камень заставляет его сердце биться.
Прасамаккус познакомил его с Олегом, и тот вновь описал трагические события, которые привели к смерти Андуины. Кулейн устало опустился на землю и устремил взгляд на восток. Вдруг что-то заставило его подняться на ноги.
— Готы! — воскликнул Прасамаккус, проследив за его взглядом. — Что им тут понадобилось?
— Им велено убить короля, — ответил Кулейн, вставая, и взял свой серебряный посох. Разъяв его на середине, он схватил в обе руки по короткому мечу, стремительно повернулся и побежал к дамбе. Олег последовал за ним, одним взглядом остановив хромого бриганта.
Готы спешились, и несколько уже шли по насыпи.
В воздух взвилась стрела, и меч Кулейна отбил ее от самой груди Олега.
За первой последовала вторая и третья. От второй Кулейн уклонился, третью отбил.
— Ты очень искусен, — заметил Олег. — Может, как-нибудь на днях научишь меня этой штуке.
Прежде чем Кулейн успел ответить, готы ринулись вперед. Однако двигаться они могли лишь по двое. Кулейн шагнул вперед, отбил рубящий удар и распорол живот первого. Олег поднырнул под бешено занесенный меч, ударил врага в подбородок, и второй воин, свалившись в воду, сразу пошел на дно под тяжестью доспехов.
Мечи Кулейна казались двумя арками мерцающего серебра — с такой быстротой он оплетал теснящихся воинов страшной сетью смерти. Рядом с ним Олег Хаммерханд сражался со всем доступным ему искусством, но тем не менее их неумолимо оттесняли к Острову.
На мгновение готы остановились, и Кулейн перевел дух. Кровь сочилась из царапины на его виске и текла из более глубокой раны в плече. Олег был ранен в бедро и в бок. Но они твердо держались на ногах.
Прасамаккус на склоне холма мог только следить со скорбным восхищением, как эти двое бросали вызов невозможному. За их спиной солнце закатывалось в золото и багрянец, и вода под сумеречной дымкой была алой. Вновь готы рванулись вперед и были встречены холодным железом и доблестью.
Кулейн поскользнулся, и в бок ему вонзился меч, но его меч ударил снизу в пах врага, и тот с воплем откинулся на спину. Кулейн выпрямился, отбил новый удар и вторым мечом рассек горло нападающему. Олег Хаммерханд умирал. Ему пронзили легкое, и кровь, пенясь, стекала по его бороде; живот был рассечен мечом, владелец которого пал от ответного чисто инстинктивного удара.
С бешеным ревом гнева и бессилия Олег врезался в ряды готов, тяжестью тела сбивая их с ног. Со всех сторон в него вонзались мечи, но в самый момент смерти его кулак опустился на шею ближайшего из врагов и сломал ее. Когда он упал, Кулейн бросился в гущу свалки, рубя, и коля обоими клинками. Готы в растерянности снова отступили.