Голос понизился до интимного шепота:
— Сорши выполнят любой ваш приказ. Уходите прямо сейчас, до следующего этапа. Собирайте команду. Нас ждет «прыгун». Через три часа будете на месте.
Будь проклят этот сладкоречивый лгун!
Все оказалось не так-то легко. Впрочем, как всегда. Я свистком вызвала соршей из бассейна, собрала вокруг О’Каллана и принялась жестикулировать:
— Этому человеку вы нужны для охоты. Сейчас. Большие деньги, плохая работа.
Особенности нашей физиологии препятствуют словесному общению, а сорши решительно отказываются учиться читать и писать на любом языке. Это ниже их статуса воинов. Они реагируют на мои попытки произнести их имена, но пришлось изучать их охотничий язык жестов. Это сводит наши беседы к самым необходимым фразам.
Сорши шипели и чирикали между собой примерно с полминуты, потом Харк просигналил:
— Да. После того, как выиграем.
— Нет. Сейчас. Выходим из соревнований.
Когти Харка разрезали воздух:
— Сначала выигрыш!
Я покачала головой, кожей ощущая волны нетерпения, исходившие от О’Каллана.
Сен громко зашипел, чтобы привлечь внимание:
— Выиграть здесь, получить большую металлическую штуку и деньги? Идти на тропу Обглоданной Кости, убить и получить деньги? Не все сразу?
— Не все.
Улыбка О’Каллана стала натянутой.
— Что они говорят?
— Решают, в чем больше чести: выиграть приз или убить человека.
Пятиминутный вой сирены, возвещающий о начале следующего
раунда, разорвал уши. Шум толпы усилился. Харк поднял длинную голову. Язык зашевелился, словно пробуя воздух:
— Женщина, что думаешь? Да, нет?
Как я устала охотиться за людьми и, возможно, убивать…
Но я прикусила язык и вздохнула.
— Выбирай сам, воин.
Харк защебетал, а Сен и Йхсс надули зобы, соглашаясь с ним:
— Поторгуйся, женщина. Выступаем на следующем этапе, бьем слизняков из команды «Уосаш Ред», опозорим их. Потом охотиться. Попробуй, ладно?
Иногда их безграничная вера в меня действует на нервы.
Я опустила голову, покусала губы и принялась водить сапожком по пыли.
— Они не хотят.
Голос О’Каллана стал на удивление спокойным. И не нужно было встроенных датчиков соршей, чтобы понять, как он старается меня умаслить.
— Но вы можете заставить их передумать, Соня. Это выгодное предложение и хорошие деньги.
— Им плевать. Они хотят выиграть Триатлон.
Если прогнать через компьютер мои соматотипические предпочтения, машина выдала бы имя О’Каллана. Может быть, потому, что он без зазрения совести пользовался высоким напряжением своей открытой улыбки и гальваническим взглядом синих глаз, чтобы уломать меня.
— Вы мне нужны, Соня! Вы и ваша команда. Киллер безнаказанно болтается где-то на территории в миллион квадратных акров. Я не могу достать его с сатскана, потому что там же слоняется около миллиона туристов из Диархии, и каждому из них грозит беда. Нам нужно действовать тихо и быстро.
Прозвучало двухминутное предупреждение. Сорши громко шипели от нетерпения. Я взглянула на О’Каллана.
— Мы участвуем в соревновании. Этот этап — последний. Потом отправляемся на охоту. Но за это хотим сверх оговоренной суммы еще четыреста тысяч, которые могли бы получить здесь, а кроме того, паспорта Свободного космоса Диархии. Паспорта сразу же. — Я проговорила весь текст с такой же сладенькой улыбкой. — И тогда, возможно, я сумею их уговорить.
О’Каллан присоединился ко мне у барьера. Очки прикрывают глаза, руки сжимают перила. Взгляд устремлен на котлован, где проходят испытания.
— Министерство промышленности разрешило дать все, что желаете, но, думаю, новое продвижение по службе мне теперь не грозит. По крайней мере, в ближайшие два года.
Он протянул четыре новеньких паспортных чипа и снова сверкнул белозубой улыбкой.
— А если в благодарность за это вы хотя бы сделаете вид, что я живой человек, а не жалкий винтик правительственного механизма?
Я сунула чипы в сумку.
— Попробую.
Команды переминались на исходных кругах, исподтишка обмениваясь оскорблениями, но не смея зайти далеко под зоркими глазами и датчиками судей. Они не имели права калечить друг друга до начала соревнований, но поливать соперника грязью не возбранялось.