— Сэр Уинстон, — проговорила королева, — прошу вас, не стоит так строго разговаривать с молодым человеком. Свобода слова является одним из достижений ужасной войны, в которой мы сражались под знаменами справедливости.
Майкл удивленно на них уставился, но довольно быстро сообразил — они выбрали одну из стандартных схем «взять на испуг и высмеять». Сухари решили его дискредитировать и унизить в присутствии других хрупких. Именно таким способом и будет уничтожена правда.
Майкл посмотрел на Эрнеста и Эмили, заметил, какие у них белые испуганные лица, и вдруг понял, что уже не боится. Словно страх превратился в темный коридор, а он непостижимым и чудесным образом вышел из него на яркий солнечный свет.
— Ваше Величество, сэр Уинстон, — спокойно проговорил Майкл, — поскольку вы явились сюда без приглашения, я прошу вас соблюдать приличия и помалкивать. То, что я намерен сказать, предназначается для моих друзей.
По толпе пробежал ропот, раздались удивленные возгласы.
— Хо-хо! — прорычал сэр Уинстон. — Мальчишка с характером. А еще он утверждает, что здесь его друзья. Где же они?
— Например, мы, — прозвучал голос Эрнеста, который взял Эмили за руку и подвел ее к стене детского сада, чтобы встать рядом с Майклом.
— Майкл, иди сюда. Хватит выставлять себя идиотом! — рявкнул его отец.
— Вот-вот, — крикнул в ответ Майкл. — Вы, искусственные копии людей, пытались сделать из нас идиотов. Вы, сухари, у которых никогда не идет кровь. Вы хотели, чтобы мы вечно оставались детьми, вы пытались уничтожить нашу способность мыслить.
— Ваше Величество, — проревел сэр Уинстон Черчилль. — Я боюсь, что мы имеем дело с государственной изменой.
— Вы совершенно правы, сэр Уинстон, — резко заявил Майкл. — Вы действительно имеете дело с государственной, изменой. Я выступаю против тюремных стен. Я выступаю против тирании, которая пытается лишить нас способности самостоятельно мыслить. И главное, я выступаю против своего собственного невежества и вашего сознательного сокрытия истины. И, наконец, я намерен покинуть игрушечный город, который вы называете Лондоном.
А если вы мне помешаете или если я исчезну, мои друзья — настоящие люди, те, у кого в жилах течет кровь — поймут, что произошло. И если это случится, вашим планам не суждено будет сбыться… Нас совсем немного. Вы можете без проблем уничтожить всех хрупких. Но вы не станете этого делать, потому что тогда ваше существование потеряет всякий смысл и цель. Вы будете только кучей полезных машин.
— Сэр Уинстон, — сердито заявила королева. — Я больше не желаю слушать… оскорбления. Нам следует покинуть общество этого безумца. Я предлагаю всем честным гражданам последовать нашему примеру.
— Мерзавец! — выкрикнул сэр Уинстон Черчилль. — Ты еще пожалеешь! Я посоветую королеве вызвать стражу.
— А еще посоветуйте королеве, — проговорил Майкл, — держаться от меня подальше. Посоветуйте всем сухарям держаться от нас подальше. С нас довольно!
Сэр Уинстон помог королеве Виктории сесть в автомобиль, а затем забрался в него сам, и они умчались прочь.
— Майкл Фарадей, ты мне больше не сын! — провозгласил отец. — Королева, разумеется, права. Все здравомыслящие люди не могут здесь больше оставаться и должны немедленно разойтись по домам. Останутся только предатели.
— Иди и подавись собственными клише, — спокойно предложил ему Майкл. — Ты свою роль сыграл. Если в твою задачу входило вырастить меня так, чтобы я поверил в истинность нереального мира, ты ее не выполнил.
Парами и по трое сухари начали медленно расходиться, кто-то бормотал себе под нос, кто-то делал угрожающие жесты, казавшиеся бессмысленно комичными. «И почему только я их боялся?» — удивленно подумал Майкл. А потом он понял… Это все шутка — самая потрясающая шутка на свете. Именно машинам, а не людям суждено поражение. Неудача эксперимента — или что там еще? — была предопределена с самого начала. Если машины подчинят себе хрупких, опыт провалится. Но и в противном случае результат точно такой же. Он мог оказаться успешным, только если бы хрупкие остались пассивными, нелюбопытными и не интересовались миром, который их окружает.
Майкл сосчитал оставшихся собратьев. Сорок два человека — и он сам.
Они смотрели на него — кто-то озадаченно, иные удивленно, некоторые улыбались, а на нескольких лицах Майкл увидел гордость.
Его охватило чувство сопричастности. «Вот мои братья и сестры, — подумал он. — Я из их числа, они такие же, как я. С этого момента фантазиям и притворству положен конец. С этого момента мы все будем делать вместе, не скрываясь».