— Ну, верняк на этот раз, Семен!
— И это слыхали!
Кто-то тронул сзади Егора за плечо. Он отпрянул от стены и обернулся. Перед ним стояла давешняя незнакомка, та самая, что представилась в прошлый раз Тамарой Истриной.
Левая бровь как бы слегка смазана.
А была ли она смазана у той яростной рыжеватой фурии, что привиделась недавно в осколке зеркала? Этого Егор не помнил.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.
— Он там? — тихо спросила женщина, указав глазами на ртутно-серую стенку павильона, за которой по-прежнему гремел и бушевал трубный глас дяди Семена.
Растерявшись, Егор промычал нечто нечленораздельное.
— А эта?
— Кто?
Бледное личико выразило легкую досаду.
— А то не догадываешься!
— Догадываюсь, — осторожно промолвил Егор. — Все уже догадались…
Он смотрел на нее и не знал, что делать. Если она сейчас двинется к павильону, ее не задержишь. Одно отражение просто пройдет сквозь другое. Вообще такой поступок считается в Зазеркалье крайним неприличием, но раз уж она решила влезть в коробку да еще и в облике умершего человека, то, значит, и впрямь готова на все!
— Я-то тебе что сделал? — шепотом спросил он.
Рыженькая взглянула на него с таким недоумением, словно с ней внезапно заговорило отражение колоды карт или стола.
— Ничего.
— Он же зеркало грохнет! А у меня это первое воплощение!
— У меня тоже, — безразлично отозвалась она.
Внезапно дядя Семен перестал глушить округу и заговорил нормальным своим негромким ворчливым голосом. Надо полагать, вышел наружу. Егор немедленно выглянул за угол, и оказалось, что коробку покинули все скопом, включая Василия. Ну, слава Богу! В пустом зеркале ей появляться незачем.
— Куда это их понесло? — шепотом спросил Егор вышедших из павильона.
— Да придурок мой всех в ресторан поволок… — сердито сказало отражение Леонида Витальевича. — Кредит обмывать. Деньги карман жгут! А ты чего это шепчешь? — Тут Арчеда присмотрелся к Егору и вскинул брови. — Э! Что с тобой? Случилось что-нибудь?
Далее он осекся — и вместе с прочими уставился, замерев, на выступившую из-за угла павильона женскую персоналию.
Первым, как всегда, опомнился опытный дядя Семен.
— А-а! — завел он с преувеличенным радушием. — Ну и как вас теперь величать прикажете? Ириной или Тамарой?
Не отвечая, незнакомка неотрывно смотрела на отражение Василия Полупалова. Какое-то время казалось, что вопроса она не услышала.
— Ириной, — сказала она наконец, по-прежнему не спуская глаз с Василия. Тот только поеживался.
Женщина стояла в каком-нибудь шаге от Егора, и поэтому он с немыслимой ясностью видел, что бледноватое лицо ее оживает на глазах, делаясь все более подробным, а нечеткая и смазанная левая бровь прорисовывается — волосок к волоску. Впервые в жизни довелось ему наблюдать, как ненависть восстанавливает облик.
— Ну что ж ты на него так, девонька, смотришь? — с ласковой укоризной вопросил дядя Семен. — Он ведь ни в чем не виноват.
— Знаю, — отозвалась она.
— Ну да, ну да… Ветеран Зазеркалья приблизился к Ирине (Егорка посторонился) и, словно прицениваясь, обошел ее кругом. — Виноват тот, настоящий… Так?
— Да!
— А Иришка твоя, конечно, ангел… — Дядя Семен устало вздохнул. — Брось ты себя, девонька, обманывать. И Иришка была не сахар. Пила, истерики закатывала, да и погуливала тоже… Ну было ведь, признайся!
Отражение покойницы резко повернуло к нему исказившееся лицо — и стоящий неподалеку Егорка даже отшатнулся слегка. Она! Точно — она! Та самая, что уставилась на него тогда из осколка. Но почему ее отражение явилось именно ему? Может, думало, что Васька, да ошиблось?.. Егор невольно представил себе, как порожденная в мире людей ненависть раскатывается волнами по бесконечной череде Зазеркалий, и содрогнулся.
— А кто ее такой сделал? — срывающимся голосом начала Ирина.
— Он ее за четыре года изломал, Василий ваш! Вы же не знаете, какой она была раньше! А теперь ее нет! Нет ее! А он живет — и хоть бы что ему.
— Да погоди ты, — беспомощно проговорил дядя Семен, осторожно потрагивая женщину за плечо. — Ну как это — хоть бы что? Он и запил-то — сразу после похорон!.. Да еще, оказывается, на кресте ее повеситься грозился! Значит, любил.
Отражение Ирины Полупаловой усмехнулось, вернее — вздернуло по-звериному верхнюю губу.
— Много вы знаете! — бросило оно. — Запил он!.. Конечно, запил — как меня в зеркале увидел!