— А в этом почему-то нет.
— А кто она вообще по жизни? Кем работает?
— Тебе ж сказали: уволилась из какой-то фирмы. Два месяца назад. Где работает сейчас — не знаю.
— Я бы тоже уволился, — подал голос угрюмый Егор. — Разок бы в зеркало взглянул — и уволился.
— Ох, помяните мое слово, господа, — болезненно закряхтел Леонид Витальевич. — Отпугнет она Тамару и от нашего стеклышка. Карикатура ведь.
— Да если бы карикатура! — мрачно заговорил опытный дядя Семен. — Ты посмотри, с какой она тщательностью все ее недостатки выпячивает! Не-ет, это не карикатура, Леня, — это работа. Причем не самая плохая. Только что ж она ее так не любит, Тамару-то свою?.. Ох, бабы, бабы… Загадкой были, загадкой остались.
— Слушайте, а может, все просто? — встрепенулся Арчеда. — Она ведь ее до сих пор только на службе отражала! Знаете, как бывает? Дома — лапушка, а на службе — сволочь сволочью.
— М-м… дай Бог, если так… — промычал дядя Семен. — Может, ты и прав. Присмотрится, обтешется.
Персоналия Тамары Истриной шла уже с добычей обратно. Приблизившись, одарила развратной улыбкой — и сразу стало заметно, что один из передних зубов у нее кривоват, а другой нуждается в починке. Бросила на стол потрепанную, но явно свежеотраженную колоду карт.
— Хотели новенькую всучить, нераспечатанную, — презрительно сообщила она. — Нет уж, говорю, нераспечатанной сами играйте!
— Спасибо, — растерянно поблагодарил культурный Леонид Витальевич, но ответа не получил.
Отражение Истриной скрылось в павильоне, и там вскоре стало шумновато.
— Да нет, не так, не так!.. — слышался ее капризный, с хрипотцой голос. — В том-то и дело, что все должно быть тусклым! До того момента как я войду, все должно быть тусклым.
— Нет уж, позвольте решать это мне, — дребезжал в ответ распорядитель.
Мужчины посмотрели на карты, потом друг на друга.
— Кстати, — сказал Василий, — про Ирину ей говорить?
Призадумались.
— Нет. Ну ее к черту! — мрачно молвил дядя Семен. — Тут же сбежит…
— Может, оно и к лучшему…
Снова задумались.
— Как хотите, а распорядитель наш — придурок редкостный, — подытожил впечатления Леонид Витальевич Арчеда.
Егорка молчал.
А потом наступило утро. В павильоне уже корректировали солнечный луч, падающий из лишенного шторы окна, и ругались насчет пылинок. Затем наконец прозвучало:
— Полупанов, приготовиться!
Василий встал.
— Ну что, — произнес он без особой радости. — Пойдем ломать комедию. — Вздохнул и признался с горечью: — Не представляю, как с ней в паре работать!
Персоналия Тамары Истриной уже стояла возле ртутно-серого куба и скорее лыбилась, чем улыбалась. Косметики на ее лице было отражено в избытке.
— М-милый, — сказала она Василию и вытянула губы хоботком.
Он взял ее под руку.
— Шампанское! Цветы! — скомандовал распорядитель.
Кто-то из невидимой обслуги сунул Василию большую бутылку, а Тамаре — завернутые в целлофан алые розы.
— Внимание! Истрина! Полупалов! Ваш выход.
Василий приоткрыл дверь и ступил в отражение комнаты первым. И то же самое сделал его оригинал в прямоугольном зеркале, висящем на противоположной стене. Брови у обоих одновременно вздернулись, рот виновато скривился.
— Ты извини, Том, — ловя краем глаза малейшее движение губ двойника, торопливо проговорил Василий. — Тут у меня бардак… Начал уборку — и как раз мужики нагрянули…
Безупречно копируя все движения оригинала, он отодвинулся в сторону. Партнерша переступила порожек. Остановилась.
— Господи, ну и морда у меня в этом зеркале!.. — раздался ее хрипловатый возглас, исполненный, впрочем, скорее злорадства, чем ужаса.
Где-то совсем рядом закряхтел недовольный грубовато поданной репликой незримый распорядитель.
— Да ладно тебе… — пробормотал вслед за оригиналом Василий, делая шаг вперед, — и тут случилось то, что поначалу он принял за обыкновенную, хотя и досадную накладку.
— А так? — неожиданно высоким надломленным голосом произнесла у него за спиной партнерша, хотя настоящая Тамара Истрина еще и рта не открывала.
В следующий миг оба лица по ту сторону зеркала исказились — и Василий, уже догадываясь со страхом, что происходит, оглянулся. Отражения умеют делать это стремительно — для людского глаза такое движение неуловимо. Однако сейчас Василий не просто оглянулся. Он оглянулся — и замер, забыв обо всем. Даже о собственном двойнике.
Вместо отражения Тамары Истриной посреди комнаты, устремив в зеркало беспощадные, прозрачно-серые, похожие на плавящийся лед глаза, стояла Ирина Полупалова — хрупкая, болезненно бледная, рыжеватая.