А он, не обращая на меня внимания, сидел на откидном стуле и, уставившись в невидимую точку, продолжал бесконечную историю о тонких взаимоотношениях между Канцелярией и Фиском, об интригах между филиалами Фиска и склоками начальства, большого и малого, уважительно отозвался о герре Власове, который, хоть не из первопоселенцев, но выслужился благодаря талантам, потом вдруг вспомнил о задании и снова принялся мусолить непроверенные слухи о подозрительных богатствах, которые якобы скапливаются у некоего могущественного Речного Старца, а за ним явно стоит Федерация, тайно ведущая подкоп под финансовое благополучие Анклава; и на Параисо, очевидно, промежуточной точке трансфертов и грузопотоков, он выявит истинное место их получателя, и тогда мне следует, не тратя времени на эту аграрную дыру, двигаться с ним вместе дальше, к возвышению и преуспеянию…
Мне стало ясно, что задание он для меня придумал впопыхах, ему был нужен мытарь на задании, чтобы иметь под рукой горячий вызов. Себе, однако, ввести капсулу с марабутином Сатян не смог или не захотел. В школе поговаривали, что каждый вызов стоит якобы пяти-шести лет жизни. Наверное, пугали, но встряска нервной системы, срабатывающей, как нулевой диполь, не каждому старичку по силам. Пробирает крепко. Не забуду, как на учениях из одного широкоплечего караима все харчи со свистом и треском вылетели, когда он запустил вызов. Мы долго приставали к нему с вопросом, что быстрее долетит до штаба исполнителей — сигнал или его завтрак?
Заснуть под монотонное жужжание Сатяна не удавалось, я дремал, и в полузабытьи передо мной проплывали лица Тенека, дурочки Венды, весельчака Дробыша, с которым мы подружились на первых занятиях, но потом нас раскидало по курсам, и больше я его не видел; вспомнил, как Дзамро притащил меня, полудохлого, в приемник школы, где еще с полсотни таких же бездомных, беспризорных голодранцев принялись мыть, кормить и лечить одновременно…
И еще вспомнилось, как наставники в беседах ласковых и в разговорах спокойных легко и незаметно вытрясли всю нехитрую историю моей жизни. Потом доходчиво объяснили, в чем причина моих горестей. Мне и невдомек тогда было, что колотушки, которыми угощал пьяный отец, смерть матери от сепсиса при моем рождении и даже возня с грязевыми запрудами вместо достойной учебы не судьба и случай. А всему виной жлобство чванливых технобаронов, засевших на шести планетах системы Идальго, скупость толстомясых биомагнатов, процветающих в третьем Поясе Обломков, злодейство и беззакония наглых буканьеров, глубоко затаившихся в своих разбойничьих гнездах и тоже, разумеется, забивших болт на десятку…
Я истово кивал, соглашался, и, кажется, праведный гнев разгорался в моих глазах. Хотя поначалу был уверен, что эти пустые слова ничего не значат, а папаша лакал, потому что пил его отец; дед Лавитт же, по рассказам самых трухлявых стариков, гулял так, что небеса содрогались и скалы осыпались мелкими камешками. Я тоже сопьюсь, если не буду осторожен с хмельным. Так уж моему роду положено…
Но вот серые плоские коробки — обучающие панели — впихнули (пока я спал) в мою тупую голову чертову уйму премудрости. Я быстро поумнел и понял, что такое индекс генетического риска, как выправить наследственность и, главное, сколько это будет стоить. Потому что в первую очередь, во вторую очередь и во все остальные очереди мы изучали базовую дисциплину — криптономику, — хитрую науку определять истинную ценность вещей, выявлять скрытые доходы, определять экономический потенциал как маленьких факторий, так и могущественных миров. Я узнал, что мытари — не такие, как все. Невидимые и неслышимые, проходят они везде, нет им преград, их тайное служение — высокая честь, доступная лишь избранным. Нас распирало от новоявленной силы, — мир стал прозрачным, — одежда человека, прическа, татуировка, даже его походка говорили о том, сколько он стоит на самом деле и на какую сумму хочет выглядеть. Пара дней гульбы в местных забегаловках выявляла средний уровень скрытых доходов жителей какого-либо городка быстрее и точнее, чем ковыряние официальных представителей в отчетных файлах. Вскоре я стал так здорово разбираться в высоком искусстве, что мог без магнитометрии, просто на ощупь, отличить подлинную скульптуру мастера Шамо от матричной копии, или на слух — штучный зонг Вуленвейдера от тиражного. Но Метрополия не снисходила до таких мелочей, ее заботили дела миров, которые норовили зажать десятину, и порой это им удавалось годы и десятилетия. Но когда руки доходили до таких злостных неплательщиков, то кнут, а не пряник был в этих руках, вся недоимка бралась полностью, до последнего дебета, до последней гнилой нитки. Пара-тройка процветающих миров из-за жадности своих правителей в итоге перешла под управление Канцелярии, и миллионы жителей надолго забыли о роскоши и озаботились хлебом насущным. Эти назидательные истории радовали нас…