Дядя Семен крякнул, поскреб в затылке.
— А хрен его знает! — ответил он со всей искренностью и забрал стекло. — Штору задерни. Сам в угол отступи. Вон в тот, в правый…
Егор повиновался. В комнате совсем потемнело. Сиял лишь прямоугольник настенного зеркала. Окошко в реальный мир.
Дядя Семен передвинул стул и, присев к зеркалу спиной, стал смотреться в осколок. Смотрелся долго. Губы его шевелились.
— И чего? — спросил наконец Егор.
Ветеран недовольно на него покосился, но стекло опустил.
— Значит, так, — сказал он, поднимаясь. — Вот загулял твой Егор, вторую неделю носа не кажет… Тогда что? Тогда приходишь сюда, когда нет никого, закрываешь штору, садишься и смотришь… А сам ругай его, ругай по-всякому… Понял?
— И что будет?
— Иногда ничего. А иногда, глядишь, и объявится вскоре.
С огромным сомнением юноша взял осколок и сел. В светлом кривом стекле обозначился темный очерк коротко стриженной головы с оттопыренными ушами.
— Ты! Козел! — неуверенно сказал Егор своему отражению.
Тут же заподозрил, что дядя Семен просто его разыгрывает, хотел было встать, как вдруг стекло подернулось рябью — и Егор увидел прямо перед собой исковерканное злобной радостью незнакомое женское лицо. Отпрянул. Лицо исчезло.
— Чего там? — с любопытством спросил дядя Семен.
Егорка моргал.
— Баба какая-то… — пробормотал он.
— Баба? — озадаченно переспросил дядя Семен. — Хм… Любопытно. Ну-ка, дай…
Каждый повторил опыт по разу, но ликующая фурия в осколке так больше и не появилась.
— М-да… — разочарованно произнес дядя Семен. — Зазеркалье, заЗазеркалье… Черт ногу сломит!
Положил осколок на стул и, покачивая головой, двинулся к выходу.
— Видал? Нет, ты видал, что творят? — прошелестело в углу. — Раскидали все — и пошли, будто так и надо…
— Дядь Семен! — растерянно окликнул Егор.
Тот обернулся.
— Слушай! — Юное отражение, таинственно округлив глаза, тыкало пальцем в светлую изнанку настенного зеркала. — Мы-то думаем: реальность, тоси-боси… А вдруг они там тоже кого-то отражают?
Ветеран задумался на секунду.
— Да наверняка, — бросил он, покидая коробку павильона.
Впечатлительный Егор долго не мог прийти в себя. Карты из рук валились. Мысль о том, что кто-то в Зазеркалье-2 точно так же подшутил над ним, как он сам прикололся под Рождество над суеверной старушенцией, явившись ей в качестве суженого, наводила оторопь.
— Дядя Семен, — спросил он с неловкостью. — А сколько вообще зазеркалий?
— До чертовой матери и больше, — компетентно отозвался тот. — Помню, беседовал я в Александрии с отражением одного гностика…
— Чего? — не понял Егор.
— Ну так Зазеркалье-то крохотное было, не то что теперь! — тоже не уловив сути вопроса, пояснил ветеран. — С каждым общаешься запросто, вроде как в деревне. Так вот он мне все это, Егор, оч-чень подробно изложил… До чертовой, говорит, матери, Деметрий! Меня тогда Деметрием звали…
Егор хотел выспросить о веренице зазеркалий подробнее, но тут что-то заставило обоих собеседников вскинуть глаза.
— Ну, вот и наш гастролер, — промолвил дядя Семен.
И ошибся.
Стремительный цветной блик, метнувшийся к ним из размытых глубин сумеречного мира, обернулся вовсе не Василием, а приятным мужчиной лет опять-таки сорока — лысоватым, с бородкой, в очках.
— А, дядя Леня! — с трудом скроив улыбку, приветствовал его Егор. — Ну и как там, на бирже?
Вновь прибывший, горестно прищурясь, оглядел картежников, затем перевел глаза на металлически отсвечивающий павильон, внутри которого таилось отражение комнаты, принадлежащей отсутствующему в данный момент Василию Полупалову.
— Да ужас какой-то! — вполне искренне ответил он, снова поворачиваясь к собратьям по ремеслу.
Это было отражение Леонида Витальевича Арчеды, еще одного задушевного друга Василия.
Как ни странно, но труппа состояла всего из четырех персоналий. Случай, надо признать, уникальный. Дело в том, что единственное зеркало, украшающее собой комнату недавно овдовевшего Василия Полупалова, было подарено ему под Новый год (то есть месяца три назад) другом детства Семеном. Распаковывали и обмывали покупку вчетвером: хозяин, даритель, Леонид Витальевич и Егорка. И вот с тех самых пор, кроме них, в зеркале этом не отразилась еще ни одна зараза.
За истекшие три месяца Семен заходил к Василию дважды, Егорка — единожды, а вот Леонид Витальевич Арчеда — пропал бесследно. В конце концов его зеркальный двойник не на шутку встревожился и просто вынужден был задать себе вопрос: а жив ли, собственно, тот человек, которого он отражает? Тем более что разговоры во время обмывания подарка, помнится, велись самые зловещие.