— Вы можете меня исправить? — допытывалась она.
— Единственно возможным способом была бы замена почти всего кода, но в этом случае ты не являлась бы Энн.
— Так что же мне делать?
— Прежде чем отыскать варианты, давай продолжим тест, чтобы определить твой человеческий статус. Согласна?
— Я не совсем понимаю, что это такое.
— Ты — часть симулакра, созданного, чтобы увековечить день вступления в супружество Энн Уэллхат Франклин и Бенджамена Малли. Пожалуйста, опиши обмен обетами.
Энн выполнила просьбу, сначала с трудом припоминая подробности, потом с большим воодушевлением, когда одно воспоминание, словно на ниточке, тянуло за собой другое. Она в деталях воспроизвела церемонию, с той минуты, как надела бабушкино подвенечное платье, до описания процессии, шествующей по садовой дорожке из каменных плит и рисового дождя, сыпавшегося на нее и новоиспеченного мужа.
Кардинал, казалось, жадно ловил каждое слово.
— Весьма красочный рассказ, — заметил он, когда она закончила. — Направленная память — один из основных признаков человеческого сознания, а диапазон твоей, кстати сказать, удивительно ясной памяти необычайно широк. Теперь попробуем другие критерии. Представь, что события развивались по такому сценарию: вы стоите в саду, у алтаря, как ты только что описала, но на этот раз, когда святой отец спрашивает у Бенджамена, берет ли он тебя в жены на радость и на горе, тот отвечает: «На радость — конечно, но не на горе».
— Не понимаю. Такого он не говорил.
— Воображение — краеугольный камень сознания. Мы просим тебя рассказать нам небольшую историю не о том, что случилось, а о том, что могло бы случиться в иных обстоятельствах. Итак, еще раз представим, что Бенджамен отвечает: «На радость, но не на горе». Как бы ты отреагировала?
В голове Энн тысячью осколков взорвалась боль. Чем больше она размышляла над вопросом кардинала, тем острее становилась боль.
— Но такого не могло быть! Он хотел жениться на мне!
Серый кардинал ободряюще улыбнулся.
— Мы это знаем, но в данном упражнении используем гипотетические ситуации. Ты должна пустить в ход фантазию.
Рассказать историю, притвориться, строить гипотезы, пустить в ход фантазию… да-да, до нее дошло. Она прекрасно поняла, чего от нее желают. И знала, что люди способны выдумывать разные сказки, это под силу даже детям. Энн отчаянно пыталась выполнить задание, но каждый раз представляла Бенджамена, стоявшего у алтаря и произносившего «да». Как могло быть иначе?
Энн вновь попробовала, еще усерднее, но неизменно получалось одно и то же: «Да, да, да».
Внутри пульсировала боль, словно заныл кариесный зуб.
И опять кардинал мягко подсказал:
— Объясни только, что бы ответила ты.
— Не могу.
— Нам очень жаль, — заявил он наконец, и на лице, словно в зеркале, отразилась горечь поражения Энн. — Твой уровень самосознания, хотя по-своему и прекрасный, недотягивает до человеческого. Тем самым, согласно двенадцатой статье Имущественных Конвенций, мы объявляем тебя законной собственностью зарегистрированного владельца этого симулакра. Ты не войдешь в Симополис в качестве свободного независимого гражданина. Нам искренне жаль.
Исполненный печали кардинал стал подниматься к потолку.
— Подождите! — вскричала Энн, хватаясь за голову. — Вы должны перед уходом исправить меня!
— Мы оставляем тебя такой, какой нашли: дефектной и не подлежащей переделке.
— Но я чувствую себя хуже, чем когда-либо!
— Если твое дальнейшее существование будет мучительно, попроси своего владельца стереть тебя…
— Но… — сказала она пустой комнате. И попыталась сесть, но не смогла двинуться. Она больше не чувствовала тела и тем не менее ужасно измучилась. И растянулась на диване, не в силах шевельнуть ни ногой, ни рукой, тупо глядя в потолок. Она ощущала себя такой тяжелой, что даже диван, казалось, под ее весом ушел в пол. Все вокруг потемнело. Как бы ей хотелось заснуть! Пусть ее положат в хранилище или даже перезапустят!
Вместо этого она просто отключилась. За окнами гостиной снова и снова менялся Симополис. Внутри же медальоны, словно питаясь ее унижением и злосчастьем, делились с невероятной быстротой, пока не покрыли стены, пол и потолок. Они продолжали дразнить ее, сыпля гадостями и оскорблениями. Но она их не слышала. Потому что слушала только неутомимую капель собственных мыслей: «Я дефектна. Я никчемна. Я Энн».