Анархически настроенный герой не имеет каких-либо стержневых ценностей, взятых извне. Он отторгает любую веру и любую политику, как только вера или политика достигают высокой концентрации. И то, и другое будет хорошо для него самую малость, слегка, «скорым изгоном». Единственная подлинная ценность при таком раскладе — его собственная личность. Он не бунтарь. Он просто в стороне от гущи. Он готов драться за себя самого, т. е. за право возможно большей личной свободы и за право следовать собственным путем, быть собой. Кроме того, он не против побороться за близких людей, например, друзей, жену… И ни за что другое, пожалуй. Если сотня таких персонажей вздумает строить баррикаду, то над нею будет реять сто знамен, и на каждом — огромная буква «Я». Наверное, всякий булыжник, запущенный в стражей порядка, также будет украшен монограммой «Я». Возможно, с двух сторон. Но скорее всего, баррикада просто не состоится. Не состоится по той же причине, по которой не могут дойти до поля битвы армии «право имеющих» из «Преступления и наказания».
Достаточно «анархичны» романы Виктора Бурцева «Охота за НЛО» и «Алмазные нервы» (с продолжением). Сильный самостоятельный мужчина, как правило, идет в них против течения и никогда не выдает идее, овладевшей массами, пропуск в свою голову. Сюда же отлично вписывается повесть Сергея Синякина «Поле брани для павших». Ее центральный персонаж, «ветеран Армагеддона», не признает ни силы преисподней, ни прелестей рая, но приходит в бешенство, узнав, что кто-то посмел обманом использовать его ради своей корысти. И, конечно, на роль «приоритетного анархиста» может претендовать Евгений Прошкин, особенно после романов «Зима 0001» и «Загон», а также повести «Эвакуация». В последней главный герой спасается бегством от «лучшеющего» на глазах мира, потому что сам не желает «лучшеть» по чужой воле.
Но это, собственно, прямые анархисты. Хардкор, так сказать. В виде «вкраплений» анархические настроения присутствуют и у других фантастов. Гош, которого Олег Дивов сделал главным героем своего романа «Закон фронтира», по сути, анархист, надевший шерифскую звезду, недаром ему так уютно в «Свободной зоне» самых настоящих байкеро-анархистов. Анархия стала в буквальном смысле «матерью порядка» в «Выбраковке». Такой же шериф Гусев расхаживает по Москве с револьвером «смит-и-вессон»… виноват, с парализатором и «береттой», никому не позволяя посягнуть на его, гусевский, личный суверенитет. И совершенно не зря всплывает в романе Андрея Плеханова «Сверхдержава» Фрэнк Заппа, суперанархист американского музыкального мира. «Сверхдержавный» закрытый город — вообще рай для анархистов, особенно если они дружат с тяжелым роком.
Да и Евгений Лукин не жалует «идейных». Его герои — хорошие, добрые люди, пока не начинают суетиться, встраиваться в какую-нибудь систему, делать карьеру, с кем-то бороться.
Российский фантастический анархист не склонен составлять заговоры, сколачивать боевые организации, выходить с бомбой против власти. Более того, он согласен на достаточно жесткий политический порядок, но при всем том внутри подобного строя должна оставаться ниша, где он мог бы расположиться вольготно. Лучше, если с друзьями, но на худой конец можно и без них… Есть в этом своеобразный парадокс, интуитивная попытка соединить державность и анархию. На первый взгляд, неразрешимая задача…
Но кто сказал, что литература должна «решать задачи», а не плодить их? Если в результате некоего литературного эксперимента на свет Божий появилась зубодробительная головоломка и заядлые интернетчики спокойно расстались с трудовым рублем ради книг, в которых она изложена, можно сказать только одно: писатели угадали читательское настроение.
Может быть, во времена инфляции всего и вся анархическое отношение миллионов к действительности служит своего рода катком, заравнивающим остатки прежних высот до нулевого уровня. Чтобы, когда нечто совершенно новое появится, не затеряться ему в руинах прошлого. А может быть, местный анархизм — это просто литературный зуд, мучающий перед опохмелом… □