— Успокойся.
Брегон кашлянул, и струйка крови, вырвавшаяся из его рта, сбежала за воротник. Я вдруг ощутил прилив сил. Тгарнеу почуяла мое возбуждение и громко крикнула.
Я вскочил и бросился к ней. Меч я не взял и даже не захватил шипов с могильницей ее матери, Слисбердух. Зачем? Мы были уже связаны невидимыми, но сильными узами. За выступом я увидел ее, мою маленькую Королеву. Неуклюже, прилагая отчаянные усилия, ударяясь еще не до конца сформировавшимся телом об острые камни, она спешила ко мне! Она нуждалась во мне! Я подбежал и положил ладонь ей на голову.
И тут меня охватил покой. Меня накрыла добрая, мягкая и сладкая тишина. Я летел над зеленым ковром лугов; пронизывающий, душистый ветер ласкал мое тело, мне было холодно и хорошо… Я долгое время наслаждался этим чувством.
— Авенсис… — в мои уши проник скрипучий, противный голос.
Голос человека!
Я встрепенулся, снял ладонь с головы Тгарнеу, нетерпеливо оглянулся.
— Авенсис! — крикнул мастер… Брегон.
Мастер? Чей? Кто ему позволил повышать голос и диктовать…
— Уже! — буркнул я.
Передав Госпоже хорошую мысль, нежное послание, я бросился к полумертвому человеку.
— Д а?
— Прошу, убей ее, — прошептал он. — Она обещает тебе, что ты сумеешь использовать ее помощь в добрых целях, но это — искушение. Так не получится! Даже если бы ты этого и хотел, то люди со своими крохотными — в сравнении с твоей силой — проблемами, станут казаться тебе лицемерными, плохими, жадными, злыми… Ты изольешь на них своей гнев и отвращение, а если это произойдет хотя бы раз — то полюбишь свою силу и будешь получать от этого удовольствие. Так будет! — горячо закончил он.
Почему люди такие мелкие…
— Умоляю! — простонал Брегон. — Возьми меч, пока еще есть время, и ударь!
Я глядел ему в глаза и понимал: он думает совсем о другом. Он хотел сказать: «Пока еще можешь, если еще сохранил свободу…» Как здорово читать мысли людей…
— Меч… — прохрипел Брегон. — Ударь…
«Меч? — подумал я. — Меч — это такая недобрая… такая… жестокая штука. Рубка и резня, резня и убийство… Нападение на дракона? Жутко! Гнусно!»
— Мальчик…
О?! «Мальчик!» Ни на что иное его уже не хватает?
Я захихикал. Когда Тгарнеу меня зовет, все мои внутренности охватывает теплый, сухой жар. Это хорошо. Это счастье. Это наслаждение… до боли…
— Меч… Возьми Карник, — услышал я голос и мысли того… как его там… Брегона…
Тгарнеу меня зовет и тоже что-то мне говорит… Меч? Тоже чего-то хочет от меча… Должен взять меч…
Возьму меч, Тгарнеу…
Перевел с польского Леонид КУДРЯВЦЕВ
Вернисаж
Вл. Гаков
Дикарь в искусстве
Если опросить достаточно большое число любителей фантастики: какой образ прежде всего приходит на ум, когда говорят «героическая фэнтези», то чаще других назовут Конана-варвара. Если же попросить нарисовать мысленно аутентичную картинку, то получится, скорее всего, вот что. Воин-атлет, мачо, груда мышц, тело покрыто варварскими доспехами или шкурами, на голове нордический рогатый шлем, в руках — меч или топор, забрызганный кровью. А для контраста — красавицы «в теле», законная добыча победителя-спасителя… Впрочем, можно не распалять воображение, а ответить короче: «героическая фэнтези» — это картины Фрэнка Фразетты.
Американский художник Фрэнк Фразетта родился в 1928 году в семье эмигрантов из Италии, осевших в нью-йоркском районе Бруклине. По его собственным словам, рисовать начал, едва встав на ноги. А в трехлетнем возрасте уже почувствовал себя настоящим профи, продав первые рисунки. Правда, «покупателями» в тот раз были родственники, а в качестве гонорара за труд маленький художник получил внеочередную порцию мороженого… Вскоре, однако, уже весь квартал регулярно платил Фразетте мороженым, игрушками и прочими «гонорарами», представлявшими ценность только для того, кому не исполнилось и семи. Платили охотно: в Бруклине жила публика небогатая, а рисовал талантливый мальчуган здорово, и при случае можно было прихвастнуть соседям, что во-он та картина куплена в шикарной арт-лавке где-нибудь на Пятой-авеню.
Талант рисовальщика рано заметили и родители, и школьные учителя. По их совету восьмилетний Фрэнк поступил в Бруклинскую академию изящных искусств. На самом деле это была никакая не «академия», а всего лишь художественная школа, возраст абитуриентов которой простирался от восьми до восьмидесяти.