— Она встретила меня, когда…
— Нет, я спрашиваю, понравилась она вам или нет.
— Конечно, понравилась! Ваша дочь — очень приветливая и обаятельная девушка…
— Она не дочь мне, тан-Лоуренс. Она — дочь моей покойной жены, ребенок от первого брака… Почему вы нервничаете? Вас напугала ее манера говорить?
— Нет, что вы… Она производит замечательное впечатление…
— Правда?
— Вы не могли бы снять сканер? — спросил я после минутной паузы.
Я был уверен, что он откажет. Но он, ни слова не говоря, вытащил из нагрудного кармана контейнер. Подержал ладони прямо перед экраном обогревателя и, продезинфицировав таким образом руки, сощипнул линзу с глазного яблока. Захлопнул крышку контейнера:
— Так?
— Спасибо, — пробормотал я.
— Не подумайте, что я не люблю Деллу. Я ее люблю. Она живет в Медной Аллее почти от самого рождения.
— Я ничего такого…
— Вы, вероятно, очень одиноки? Нуждаетесь в деньгах? Потеряли дом и семью?
Преодолевая неловкость, я тоже протянул ладони к обогревателю. По счастью, хозяина Медной Аллеи мой ответ не интересовал.
— Какие инструменты понадобятся вам для уроков? Этюдник, кисти, принтер… Что еще?
— Благодарю, но я взял с собой все необходимое. По крайней мере, на первое время.
— Сейчас будет ужин, — он смотрел на меня не мигая. — За вечерним столом мы традиционно собираемся вместе — я, Делла и ее няня. Вы уже видели няню?
— Нет, — признался я.
Мой собеседник чуть опустил веки:
— Мы сделаем все, чтобы вам было хорошо в Медной Аллее, тан-Лоуренс. Вы не пожалеете.
В столовой было немного теплее, чем в гостиной. В кресле с высокой спинкой сидела тина-Делла, причем я сперва услышал ее и только потом увидел. Она… пела? Нет, не так. Она издавала длинные, мелодичные звуки, сочетание которых имело смысл, но не было мелодией.
— Добрый вечер, — сказал я как можно приветливее.
Она некоторое время смотрела на меня, будто пытаясь понять значение слов.
— Д-а, — сказала, через силу заставляя работать свои губы и язык.
— Дэ-обрый в-эчер.
В соседнем с ней кресле мой глаз уловил движение. Я глянул — и невольно содрогнулся.
— Это наша няня, — сказал хозяин, стоя в дверях. — Делла, ты же знаешь, что тан-Лоуренс говорит только так. Языком. Губами.
Я сделал над собой усилие — и отвел взгляд от сидящей в кресле няни. И это существо станет ужинать с нами за одним столом?..
— Она из постояльцев, — кивнул хозяин, кажется, удовлетворенный моим замешательством. — Наверное, мне следовало вас предупредить.
— Вы доверяете девушку…
— Дорогой тан-Лоуренс, нет лучшей няни, чем постоялка. По способности к абстрактному мышлению Делла превосходит и вас, и меня вместе взятых… Правда, она неохотно артикулирует, но это дело наживное.
Хозяин занял свое место во главе стола, по правую руку от него уселись тина-Делла и няня, по левую — я. Постоялка оказалась почти прямо передо мной; у нее не было глаз, но я не сомневался, что она изучает меня.
Мы молча прочли молитву. Повинуясь знаку хозяина, принялись за еду. Я боялся, что меня стошнит при виде жующей постоялки — но она поглощала свой корм весьма деликатно и только время от времени напевала Делле несколько нот. Эти звуки не были неприятны: я поймал себя на том, что вслушиваюсь.
— Взрослый человек не в состоянии научиться частотной речи, — сообщил хозяин, наблюдая за мной. — Даже если у него абсолютный слух.
— А вы, тан-Глостер? Вы понимаете частотную речь?
— У меня в свое время тоже была няня…
Постоялка напоминала большой морщинистый мешок, утыканный разной длины волосками; гибкие сенсоры были похожи на растущие вразнобой кошачьи усы.
Я отвел глаза.
— Они поразительно чувствуют, — сказал хозяин. — Не распознавая артикулированную речь, способны усваивать восемьдесят процентов информации — из одного только интонационного рисунка. Вы никогда не пытались говорить с постояльцами, тан-Лоуренс? Вам еще представится такой шанс.
Дальний конец стола терялся в темноте.
В этой столовой могло поместиться — и, возможно, трапезничало в свое время — много десятков гостей и приживалов, родственников и домочадцев, детей и нянь, гувернанток и учителей. Длился ужин; у меня не было аппетита. Стол, уходящий в никуда, напоминал взлетную полосу заброшенного аэродрома. Мерцал обогреватель, выводя на экран едва различимые огненные образы; матово горели светильники над склоненными головами, поднимался пар над тарелками, и холод, и полумрак, и постоялка в кресле напротив — мне казалось, что я вот-вот проснусь на узенькой койке в каюте рейсового корабля…