Адька-Адлер толкнул дверь.
Они увидели детей — мальчика и девочку. Мальчику было по виду около семи, девочке, наверное, восемь-девять.
Дети уставились на незнакомых дядек, даже не пытаясь поздороваться.
А Вишняков уставился на детей — на рыжую девочку и черноволосого худенького мальчика с огромными жалобными глазами.
Он стоял за спиной у Адьки-Адлера, поэтому юноша не видел его лица. А если бы видел, очень бы удивился. Чем ребятишки могли так смутить взрослого, уверенного в себе мужчину?
— Ну, привет, — сказал Адька-Адлер детям и подошел поближе. — Вы дома одни, что ли?
— Мама на базар пошла, — ответила девочка. — Вы как сюда попали?
— Джерька нас пропустил. Мама — на базаре, а папа где?
— Кто? — не поняла девочка.
— Ну, другие взрослые, — Адька-Адлер подошел поближе и опустился на корточки. — Вы что, только с мамой живете?
— Еще деда Семен Ильич.
— Он чей папа? Мамин или папин? — быстро спросил Адька-Адлер.
— Ничей папа, он с нами иногда живет, — настороженно ответила девчонка. — А вы кто? Вы к кому? Почему вас Джерька пропустил?!
Ее беспокойство передалось мальчику, и тот, сперва не слишком испугавшись визитеров, теперь ощутил тревогу и шагнул к подружке. Та схватила его за руку.
— Это ничего, это ерунда, они сейчас уйдут, — ее голосок стал звонким-звонким. — Все хорошо, все в порядке, тебе нельзя волноваться!
— Мне нельзя волноваться, — повторил мальчик, — мне нельзя волноваться…
Адька-Адлер схватил мальчика за плечи.
— Ты кто? Как тебя зовут?
И тут его самого цапнул за плечо Вишняков.
— Вставай, пошли! Не трогай его!
Адька-Адлер вскочил, развернулся, стряхивая руку.
— Я должен понять! Это же, это же!..
— Ты хочешь сказать, что это твой брат?
— Ну да!
— Пошли! — приказал Вишняков и буквально выпихнул его за дверь.
Адька-Адлер прислонился к стене.
— Не понимаю! — воскликнул он. — Они что, наконец созрели для ребенка? Этого они родили сознательно и воспитывают сами?
— Погоди, погоди, — повторял Вишняков. — Сейчас мы во всем разберемся, вот придет с базара эта самая мамаша, и мы во всем разберемся…
* * *Вишнякову был страшновато. До сих пор он имел дело с вещами понятными, такими, которые можно просчитать. Мистика в его жизни присутствовала постольку, поскольку он сам считал нужным впускать ее — с экрана, а книг почти не читал.
Сперва — восемнадцатилетний Немка, потом — семилетний Немка… Не многовато ли? И если восемнадцатилетний хотя бы поведением отличался, то маленький был именно тем Немкой, погруженным в себя, пребывающим в очень шатком равновесии.
И если Адька-Адлер еще бормотал что-то про сумасшедшую семью, то Вишняков понимал: нет, не семья, что-то иное, только не семья! Ему даже пришло в голову сбежать. Но посмотрел на Адьку-Адлера и понял — нужно остаться и помочь парню, вот просто нужно, иначе парень спятит.
Адька-Адлер уже стал ему симпатичен, и к тому же старшему как-то непристойно бросать младшего. И вдвоем больше шансов раскрутить историю — всю, полностью, до последней детальки. И еще: может статься, эта помощь окупится сторицей…
Поэтому они спустились вниз и ждали «маму». Вишняков полагал, что ушла она ненадолго, базар в десяти минутах ходьбы, а дети оставлены одни. И оказался прав. Очень скоро залаял пес, бухнула входная дверь.
Они встретили женщину прямо на кухне, встав весьма разумно — чтобы ей уже не выскочить.
Она метнулась назад, налетела на Вишнякова, попыталась прорваться, но только потеряла очки. Тогда она, пятясь, отступила к столу и табуреткам.
Было ей уже немало лет — хотя все на свете., припорошенное пылью и затянутое паутиной, выглядит старым и ненужным. А женщина как раз и казалась пыльной, выгоревшей, блеклой, непонятно для чего зажившейся на земле.
Адька-Адлер смотрел на нее, хмуря брови. Она же смотрела на Вишнякова, сообразив, что именно он тут будет карать и миловать.
— Вы кто? — спросила она Вишнякова, поставив кошелку на табурет и пытаясь открыть ее боковой карман.
— Руки! — рявкнул Вишняков. — Руки прочь! Отойдите к окну! Адик, посмотри, что там у нее?
В кошелке был баллончик со слезоточивым газом.
— Вот дура, — сочувственно заметил Вишняков. — Это не для помещения. Сама бы и обревелась. И заметь, Адик, она не орет. Она понимает, что мы не воры.
Адька-Адлер подошел к женщине.
— Тетя Аля? — неуверенно спросил он. — Вы меня совсем не помните? Тетя Аля!
Он не получил ответа.
Шагнул к дверям, поднял очки, протянул ей.