Выбрать главу

Пять лет спустя на полке за барной стойкой появились объемные голографические карточки с изображением маленькой Марии Де Вит из Амстердама. Вот она плачет, испугавшись первой в своей жизни ванны, вот, крепко держась за длинную бороду Де Вита, болтает ножонками в лазурной морской воде, вот улыбается, глядя на груды конфет и подарков по случаю праздника Солнцестояния, вот впервые идет в школу.

Пять лет спустя в углу кухни «Королевы» появился небольшой алтарь с изображением одноглазой богини — символа новой религии. Маленькая изящная статуэтка больше всего напоминала украшение с капота «роллс-ройса». Девушка-сильфида, наклонившись вперед, словно летела с ветром; стилизованные воздушные потоки, огибая легкое, тонкое тело, скрывали ее наготу, а в одной из глазниц горел крошечный красный алмаз. Улыбка на губах богини внушала неясное беспокойство.

Пять лет спустя на Марсе действительно появился Центр искусств. Его директор — высокий, худой, неизменно одетый в черное неулыбчивый джентльмен — ставил у себя довольно странные пьесы, которые, впрочем, пользовались бешеным успехом у молодых интеллектуалов из купола, некогда известного под названием Поселение. Бледные приверженцы марсианской драмы — сами себя они предпочитали именовать Ультрафиолетовцами — создавали новые формы искусства в быстро растущем городе на склоне вулкана Монс Олимпус.

Пять лет спустя на Марсе-1 зазеленели обширные поля; с каждым годом они все больше вытягивались вдоль марсианского экватора и даже спускались с плато в долины, и это было именно то, чего позволяет достичь здоровая трудовая этика. А высоко над ними — на Марсе-2 — распустились под прозрачными куполами розовые сады, славящие неизреченную милость Подательницы самых удивительных чудес.

Таких, например, как цветущие, несмотря на лютый мороз, розы.

Перевел с английского Владимир ГРИШЕЧКИН

Публицистика

Андрей Столяров

О том, чего нет

Предугадать будущее невозможно, оставить подобные попытки — недопустимо. В тисках этой дилеммы и существует цивилизация. Есть ли выход?

В девятнадцатом веке мало кто ожидал, что наступит двадцатый.

Станислав Ежи Лец.

Когда в мае 1940 года немецкие войска обошли с севера глубоко эшелонированную «линию Мажино», которая, по замыслу военных стратегов, должна была защитить Францию от нападения, и, не встречая организованного сопротивления, двинулись в глубь территории, один из офицеров французского генерального штаба в сердцах сказал, что «Франция всегда готова к предыдущей войне».

Эти слова с полным правом можно отнести и к нашей готовности встретить будущее. К прошлому мы готовы всегда. Мы прекрасно знаем, какие действия следовало бы предпринять в любую из прошедших эпох: какие решения тогда были правильные, какие — ошибочные, какие — привели к колоссальным просчетам, расплачиваться за которые пришлось всему человечеству. Мы уверены, что этих ошибок не допустили бы.

Мы также, правда уже значительно хуже, подготовлены к настоящему. Довольно часто нам удается быстро и должным образом решать возникающие в нем проблемы. Мы даже иногда впадаем в иллюзию — будто полностью контролируем существующую реальность. Настоящее — то, что принадлежит нам по праву. Однако эта иллюзия развеивается под сокрушительными ударами будущего.

К будущему мы не готовы практически никогда.

Оно, как подлинный агрессор, вторгается неизвестно откуда — именно в тот момент, когда его ждут меньше всего — и переворачивает нашу реальность с ног на голову.

Мы вдруг оказываемся в мире, о котором раньше даже не подозревали.

Нам чужд этот мир, нам непонятны его законы, мы боимся его, поскольку не представляем, как в нем можно существовать. И тем не менее мы не в состоянии вырваться из него, потому что ничего иного нам уже не дано. Мы попали в окружение будущего, и возврат к настоящему, которое внезапно превратилось в прошлое, уже невозможен.