– Это не я. Заходила Ханна, она над моей рожей поколдовала… Молодец. Ловко лечит.
Смотрю-смотрю опять на него. А он еще не доел, говорил много потому что.
– Я тебя, Огородник, точно помню, только забыл. Я тебя раньше видел.
Он доел, рот утер, руки утер, помолчал. Потом отвечает мне:
– Конечно, видел. Меня кое-кто в Поселке знает, но болтать им не велено. Говорил ведь: я живу здесь как обычный поселковый человек. Обычный, и точка! Вижу, если тебе не сказать, ты сам вспомнишь и языком молоть примешься…
– Я языком молоть не примусь.
– Хорошо. – Тут вынимает Огородник денежку из белого металла и мне ее бросает.
Я ее хвать-хвать, а мимо. Но все-таки денежку я локтем к штанине прижал, не упала до конца. Беру, смотрю, чего за денежка такая. Тяжеленькая. Надписей много. Разными языками написаны они. Вот испанский, я его знал самую малость, но теперь забыл. А это русский, что ли? Дурацкие до чего у них буковки! Но я ничего Огороднику не сказал. Хотят – пускай своими дурацкими буковками пишут вместо нормальных. Тоже ведь люди, а не болванки. Вот. А это… это…
Ай-ай!
Это ж рожа Огородникова! На денежке! Точно! Только помоложе и красивая. И нос не перебит.
– Этот брат твой, Огородник?
– Это я сам. Лет пять назад. Я, Виктор Сомов.
– А-а… ты… кем там был? – Читать мне трудно, я чего-то волнуюсь, буковки прыгают-прыгают. Да и давно я ничего не читал.
– Много кем, Капрал. Сначала я строил космические корабли. Потом служил офицером на флоте. Потом управлял терранской колонией на планете Екатерина. А потом и всей Террой.
– Значит, ты…
– Там это называют умным словом «старейшина» или кучей глупых слов: «секретарь Объединенной Координирующей Группы Терры-2».
– Старейшина Терры? Ух ты!
– Терры со всеми ее потрохами и инопланетными владениями. Шесть лет.
– Как же ты… Зачем же ты… Здесь-то ты…
Вспомнил теперь я. Раньше много его видел: и на деньгах, и в инфосконе, и разные портреты еще… Вспомнил и уже очень занервничал. Вот. Я… Его, наверное, примучили там, на Терре. Ему плохо сделали. Может, провинился Огородник, вот его и… к нам. Иначе зачем его к нам? Терранцы хорошо живут, у них еды полно, всяких вещей полно, воды – хоть залейся… Зачем Огороднику к нам? Нет, над ним чего-то сделали. Только если спросить его просто так, выйдет грубо и нехорошо.
А он сам отвечает, без всякого вопроса:
– Я ушел по собственной воле. И к вам забрался по собственной воле. Никакой вины за мной нет. Капрал, поверь мне, я могу вернуться в любой момент. Но я… В общем, кое-что произошло, и я устал. Больше не мог оставаться на своем месте.
– А…
– Не твое это, по большому счету, дело. Только не обижайся. Я и так тебе многое рассказал.
Он завздыхал-завздыхал, а я уже молчу. Вот, обидел его все-таки. Очень не хотел, но оно как-то само собой получилось, без меня.
– Знаешь, Капрал, я… хотел в монастырь пойти. Вероятно, так было бы уместнее всего. Но, по зрелом размышлении, отказался от этой идеи. Нет у меня ни смирения, ни тяги к монотонной жизни.
– …Огородник, но зачем ты к нам-то… сюда… Почему?
– О! Это вопрос вопросов. Ты в Миррор-сити был? Тут его называют просто «Город».
– В Городе я был, понятно. А кто там не был?
– Знаешь, кто его разрушил?
– Мятеж был… все поломали, все порушили…
– Нет, брат. Миррор-сити в Мятеж только додолбали. А месиво из него сделали намного раньше, еще в тридцать шестом. Как раз тогда у Терры не заладилось с Совершенством… Короче, я тут был среди прочих, и среди прочих лично я громил этот город. Теперь… я хочу дать что-нибудь взамен. Если не город, то хотя бы огород. Маленький огородик. Овощи раздаю понемножку… хочу синюк с планеты Екатерина сюда присадить… а может, и с терранским бешеным груздем дело наладится. Так-то вот. Ой-ой!
Беда прямая! Я гляжу-гляжу на Огородника, никак понять не могу: разве мог он порушить Город? Огородник же невысокенький, худенький, волосы коротенькие торчком стоят, как у мальчишки… Так, на вид лет ему пятьдесят, значит, на самом деле все шестьдесят. Это потому, что маленькие люди часто моложе выглядят, я знаю. И еще, говорят, терранцы долго живут, дольше нашего… Раньше Огородник моложе был, да, но у меня чего-то не получается его молодым представить. Может, Огородник всегда был будто бы пятидесяти лет, уж больно серьезный. Ну и вот как этот… маленький-серьезный… Город рушил? Встал во весь рост, ходит-ходит вровень с высокими домами, в руках дубинка, этой самой дубинкой он все вокруг крушит – аж куски летят… Нет, не мог Огородник. Больно хлипкий, хотя и жилистый. Или нет, мог. Голос какой у Огородника, когда он не следит за голосом за своим… о-о-о! Голос, как для очень большого и очень сильного человека.
– Ну что сидишь, Капрал, ошарашенно? Правду я тебе рассказал.
– Ну и гад же ты был, Огородник!
– Я был военным человеком. Как ты сейчас, Капрал.
Не знаю, чего мне подумать надо было. Может, я должен был сердиться на него. Наш же город-то порушил, паразит. А потом я сообразил: это тридцать шестой год! Я совсем маленький тогда был. Целая жизнь с тех пор прошла. У меня женщина была. Я учился. Я работал. Потом в другом месте работал. И опять другая женщина была. Потом Мятеж был. Потом я болел. Потом я тут стал жить. Потом меня капралом сделали.
– Это все давно было, Огородник… Ты… давай копай свой огород. Огурцы вкусные, всем пригодятся…
– Ты зла на меня не держишь?
– Нет уж, не держу. Хочу разозлиться, а не выходит. Давно все это было, Огородник.
– Правду сказать, я рад. Не знаю, поймешь ты или нет, но мне хотелось, чтобы кто-то меня простил.
И он принес мне еще два огурца. Сам разрезал, сам попки отчекрыжил… хотя я и с попками огурцы съел бы… сам посолил, чуть только в рот мне их не положил.
– Спасибо.
– Да ничего, Капрал, ты еще ко мне заходи…
И я пошел домой. А он со мной на улицу вышел, не знаю, зачем. Просто так, наверное. Идет, довольный. По лицу видно, что довольный.
По дороге нам встретились Бритые. Очень злые и насмехливые. Шуточками своими подъелдыкивают. Хотели они поближе подобраться и пнуть меня. Один Бритый обходить меня сбоку начал. Вдруг Огородник ка-ак рявкнет на них, и они замолчали, встали, больше не хотят меня пнуть. Ничего даже не сказали. Почему? Огородник же один, а их трое… Ну, и я еще с Огородником, да.
Потом я много думал и понял.
Они забоялись!
Вот, стояли месяц вандемьер и дожди.
Я к Огороднику сходил еще раз и второй еще раз. Ханну у него видел. Огородник по улице с ней ходил и разговаривал. Что-то Ханна сделала себе с волосами, и они стали очень красивые. Раньше я не смотрел на ее волосы. Что было смотреть: волосы и волосы! А теперь очень красивые.
Неделя прошла с того дозора, когда Огородник за страшным джэйвиэксом лазил. Дожди-дожди лили, совсем дожди, без передыха. И я дома сидел. Потом нам с Огородником положено было в дозор заступать, такая служба. А холодно, мокро, и еды никакой на дозорные сутки не осталось. Очень плохо. Я решил: хотя бы отосплюсь. Раньше спать лег, совсем рано, еще даже темень не пришла.
Ай-ай!
Звоночек электрический, который у меня над кроватью – дрррррр! И я – раз! – проснулся. Быстро оделся, дробовик с зарядами взял, побежал на свою Дозорную точку. Потому что так велено всем, кто Поселок охраняет: только-только сигмализанция зазвоночит, и надо бежать на свою точку. Всего два раза до сих пор звоночило. Сначала Капитан проверял, соберемся мы, как надо, или нет. А когда проверил, то очень ругался. Потом был тот случай, когда людака убили и распотрошили.
Прибегаю к караульной халупе. Там уже народу собралось – целых двадцать человек! И Капитан тут, и Протез, и Длинный Том с Холма, и Таракан, и Стоунбридж-старший, и Чанг Сало с Болот… И еще много людей. Набегают и набегают! А где ж Огородник? Нет его почему-то.
Протез схватил меня за руку и орет в самое ухо не пойми чего. Потом я разобрал, чего он говорил, только не все: