— Теперь понимаешь? — спросила Инга.
— Ты… — сказал Питер. — Ты это почувствовала еще вчера?
Инга кивнула.
— Я только не понимала, что со мной происходит. Мне казалось, ты чувствуешь то же самое и потом объяснишь мне…
Питер смотрел вверх: солнце опустилось низко к горизонту, но казалось, что оно стояло над головой. Он мог увидеть звезды, для этого нужно было всего лишь не обращать внимания на свет, рассеянный в атмосфере. «Разве это возможно?» — подумал Питер и понял, что вопрос-то риторический. Возможно все.
Он присмотрелся и увидел звезды. Мириады звезд, далеких и близких. Голубых и красных. Спокойных и нервно пульсирующих. Из раскрытого окна на Питера смотрела Вселенная.
— Мне жаль их всех, — сказал Питер.
Солнце зашло, но Инга представила себе взметнувшееся к небу пламя костра, и они сели у огня, наслаждаясь теплом и запахом ночного луга.
— Ты думаешь, что первое на Земле разумное существо так же печалилось о своих потерявших разум клетках? — спросила Инга.
— Мы с тобой и сами клетки в организме человечества, только пока не потерявшие разум, — напомнил Питер.
— Ты боишься, — сказала Инга, — ты все равно боишься, что однажды, проснувшись, не сможешь понять, в каком мире находишься, и станешь таким, как они.
— Нет, — возразил Питер. — Я боюсь, что мы окажемся не достойны.
— Знаешь, о чем я мечтаю? — сказала Инга. — Что сюда, в Долину, опустится космический парусник, небольшой, с одной каютой, и мы с тобой — и с Фасси, конечно, — поднимемся на борт. Ты встанешь у штурвала, ветер надует парус, и мы полетим туда, куда ты захочешь, я буду тебя любить — мне этого достаточно, — а Фасси станет лаять, если на пути окажется какая-нибудь комета.
— Ну вот, — сказал Питер, — стоило тебе о чем-то подумать…
Это была не комета. То, что появилось в небе и быстро приближалось, издавая тихое жужжание, больше всего походило на ковер-самолет из сказки о маленьком Муке, которую дед Борис рассказывал Питеру, когда тот был маленьким.
На ковре сидел, поджав под себя ноги, старичок ста лет. Питер дал бы ему и двести, но знал: столько лет люди не живут и никогда не жили, разве что в библейские времена, но тогда и люди были другими, и нравы, и биология, конечно.
Старик был одет в точности так, как дед Борис в последний день его жизни, и потому Питер решил, что, скорее всего, гость не был одет вообще, а широкая майка поверх потрепанных штанов возникли в его воображении. Инга видела, может быть, совсем иное облачение, а Фасси, бесхитростный пес, видел, наверное, старика обнаженным.
Ковер-самолет опустился на траву, но старик остался сидеть.
— Это Инга, — сказал Питер, приветливо улыбнувшись. — Мое имя Питер, а это наш пес Фасси. Мы здесь недавно и многого не понимаем. А как зовут вас?
Старик внимательно выслушал приветствие и произнес, не разжимая губ:
— С вами говорит программа генетических исключений. Если вас не устраивают природные условия, созданные в предложенном вам секторе, вы можете заявить претензии и выбрать сектор, наиболее полно соответствующий вашему представлению о норме.
— Программа… — сказал Питер. — Вы не существуете на самом деле?
— Существую, конечно, — обиделся старик. — Повторяю: с вами говорит программа…
— Да-да, — перебил Питер. — Генетические исключения.
— Это вы, — сказала программа. — Собака не в счет, животные не обладают и не обладали способностью сознательного выбора, следовательно, и эволюционное их развитие, аналогичное развитию разумных существ, невозможно. Только человечество как разумное целое, и только вы двое как разумные индивидуумы, сохранившие свободу сознательного выбора после эволюционного перехода, вступаете в галактическое содружество.
— Об этом я тебе и пыталась сказать, — прошептала Инга, — а ты не слушал.
— Галактическое содружество? — переспросил Питер. — Что это такое?
— Если вас не устраивают природные… — снова начал старик.