— Еще один враг… — в беспредельном отчаянии пробормотал Игорь Николаевич, и вдруг его озарило — они с Никитой забрались уже довольно высоко, может статься, этот враг должен плыть в какой-то другой рукав, где его ждет совсем другой парфюмер. Вот было бы здорово…
Никита же завел старую мелодию:
— Слушай, откуда они там берутся? Их что, на вертолете привозят?
Игорь Николаевич только вздохнул. Он не хотел даже думать, откуда берутся враги.
Никита, пригибаясь, подбежал к павильону, вошел в ручей, забрался под мост, посидел там какое-то время, а потом вылез и сбоку подобрался к окну. Понаблюдав, он сделал Игорю Николаевичу жест: живо сюда!
Игорь отмахнулся, но Никита затеял целую сигнализацию. Его силуэт так нагло выделялся на белой стенке павильона, что Игорь Николаевич не выдержал и пошел прекращать это безобразие.
В конце концов, он в любую минуту мог сказать, что преследует оборзевшего клиента. Другой вопрос — кто бы ему поверил?
— Ты должен это видеть, — прошептал висящий на стенке Никита. — Должен, понимаешь?
Впервые за время их краткого знакомства Никитины слова прозвучали убедительно.
Игорь Николаевич ступил на довольно широкий карниз, ухватился за лепнину и сбоку заглянул в окно.
Он увидел помещение, освещенное сильными лампами, наподобие операционной. Увидел несколько мужчин и женщин в белых юкатах и повязках возле высокого рабочего стола, на котором стояли компьютеры и лежали раскрытые гримировальные наборы.
Женщина вывела на монитор мужской портрет, увеличила, опять уменьшила, выделила глаз с бровью, потом рот и, повернувшись, приказала:
— Враг номер семьсот тридцать четыре — восемьдесят один. Рост — сто семьдесят шесть, телосложение — плотное, шатен — семь или восемь, автокатастрофа.
Плотный мужчина простецкого и даже малость алкогольного вида повторил за ней:
— Есть сто семьдесят шесть, плотное, шатен семь или восемь, автокатастрофа.
Он ушел, женщина перешла к другому монитору и вывела другую картинку, портрет старика.
— Враг номер семьсот тридцать четыре — восемьдесят два. Рост — сто семьдесят восемь, телосложение — худощавое, седина — два или три, естественная смерть. Особые приметы — на левой руке отсутствуют безымянный палец и мизинец, — сказала она. — Ну, живо, живо. У нас еще до конца смены штук сорок.
— Есть сто семьдесят восемь, худощавое, естественная, два или три, безымянный и мизинец, — ответил другой мужчина. — Где там у нас кусачки?
— Вот, — девица в изумительно короткой юкате подала ему инструмент, и он, подойдя к раздвижной двери, пропустил каталку, на которой первый мужичок вез большую белую куклу с черными ступнями, раскрашенными как башмаки. Поперек куклы лежала одежда, поверх одежды — шатенистые парики. Две немолодые женщины тут же начали одевать куклу в рубашку и брюки. Первая, поглядывая на монитор, стала готовить грим, смешивая у себя на запястье нужные цвета.
К ней подкатили одетую куклу, и женщина очень быстро и метко стала ее гримировать. Первый мужчина принес баллон и перепачкал синтетической кровью одежду и руки куклы.
Все это было проделано ловко, деловито, профессионально.
Затем на куклу натянули парик, подвезли ее к люку и отправили в плаванье.
Игорь Николаевич и Никита, прилипшие к стене, проводили ее взглядами.
— Ну ни фига ж себе… — пробормотал Никита.
— Пошли отсюда… — попросил Игорь Николаевич. Больше всего на свете ему сейчас хотелось проснуться.
— Чего пошли, чего пошли?… Я этого так не оставлю! У них же тут целый склад! Раз-раз пальцем — готово, враг! И в речку его! — Никита опомнился наконец, и в нем заклокотало законное возмущение клиента, которому вот-вот подсунут липу.
У Игоря Николаевича было ощущение, будто он угодил в картину Брюллова «Последний день Помпеи». Мир рушился, смятение достигло предельного градуса, но там, на картине, можно было хоть прижаться к кому-то близкому, а тут? К Никите?!
— Ну на кой черт мы сюда приперлись?… — простонал он тихонько.
— А чего? — удивился исполненному тоски голосу Никита.
— Так если поймают, да еще здесь, точно выпрут…
Игорь Николаевич, собственно, хотел сказать что-то другое, только слов не подобрал.
— А не выпрут — ты так и будешь вкалывать в ночную смену парфюмером, а на заработанные часы ждать врага?