От него шарахались.
Шеф уже у дверей своего стеклянного кабинета обернулся и увидел Игоря Николаевича. Тот сделал еще шаг — и шеф, быстро войдя в кабинет, захлопнул дверь и заперся изнутри.
Игорь Николаевич посмотрел на часы.
— Пятьдесят две секунды, — произнес он вслух. — Пятьдесят две секунды — надо же… Пятьдесят две секунды…
Вот, собственно, и вся история.
Игорь Николаевич не стал считать, сколько часов своей драгоценной жизни отдал ожиданию на берегу. Их было явно больше, чем показала бы вскрытая знакомым хакером карточка, которую он, уходя, не вернул в отдел кадров Центра восточной мудрости. Правду ему сказало зеркало — река унесла из жизни не те несколько месяцев, в которых он отдавал себе отчет, а несколько лет.
Он понемногу заново учился жить без ожидания и без врага. Но ведь это такая отрава… Вот почему он раза два в неделю устраивался с газетой, а то и с термосом на берегу нашего городского канала. Он знал, что если не форсировать события, болезнь скоро пройдет. Хотя окончательно изъять из памяти врагов (сказав это, он, сдается мне, подумал о Еве) человеку средних способностей, пожалуй, не удается никогда.
Он ушел, а я осталась на берегу. После таких откровений я просто хотела убедиться, что со мной все в порядке. Смотрела на воду и прислушивалась к себе. Нужен ли мне этот труп врага? Готова ли я отдать за него десять лет жизни? А если готова — то кто же я такая?…
Ко мне подсел красивый юноша в белой повязке. На повязке были два иероглифа — вроде китайских, но в одном под вертикальной чертой примостилась непонятная зверюшка.
— Простите, — сказал он. — Я вижу, у вас проблема. Я помогу вам с ней справиться. Пойдемте, это тут близко…
В голосе было искреннее сострадание.
— Мое время вам не по карману, — ответила я. — И скажите, пожалуйста, почему вы так высоко повязали эту белую тряпочку с иероглифами? Что вы там под ней скрываете?
Реакция у меня неплохая — но я до сих пор не поняла, как ему удалось столь стремительно исчезнуть. Возможно, он растаял в воздухе. Это случается с теми, кто слышит прямой и малоприятный вопрос. А я ведь даже не протянула руки к его повязке.
Мне было не до погонь и разоблачений — следовало разобраться с собой.
Высидеть на скамейке в одиночестве, глядя на воду, удалось ровно полчаса.
Вода медленно уносила листья, мелкий сор, задумавшихся чаек.
Я убедилась, что мое сердце действительно свободно и от вражды, и от малодушия, встала со скамейки и ушла.
Эндрю Вейнер
Человек, который был счастлив
Гершель Фриман никогда не считал себя особо удачливым. Но и неудачником назвать себя не мог. Так, нечто промежуточное. Конечно, как и любому человеку, счастье порой улыбалось Гершелю. К примеру, как-то на вечеринке в канун Нового Года прекрасно сложенная блондинка (между прочим, финансовый инспектор) упала в его объятия и поведала о своем влечении к людям с романтической внешностью. Они провели вместе несколько чудных недель, прежде чем компания перебросила ее в Аризону, и связь их прервалась. В другой раз он выиграл в городскую лотерею тысячу долларов и купил новый телевизор SONY. Но по большей части жизнь Гершеля текла спокойно и размеренно. До того самого дня (ему как раз исполнилось двадцать восемь), когда внезапно счастье повернулось к нему лицом.
Это началось на работе. Начальника Гершеля уволили за постоянные сексуальные домогательства к сотруднице отдела электронной информации.
Ближайший кандидат на его место отказался. Кризис среднего возраста привел его к решению больше времени уделять своему саду. На следующей ступеньке служебной лестницы помимо Гершеля имелось еще несколько кандидатов. Одни выглядели более солидно, другим обычно больше везло.
— Мы наблюдали за вами, Гершель, — сказал ему вице-президент. — И думаем, что с этой работой вы справитесь. — Принимайте отдел электронной информации.
Гершель поклялся себе, что сможет.
Ближайшим вечером, отмечая свое продвижение с несколькими друзьями в баре на окраине города, он завел многозначительный разговор с советником вице-президента по связям с общественностью, высокой красоткой за соседним столиком. Через два месяца после ураганного романа они поженились. Гершель был так счастлив с Марианной, что почти не обращал внимания на других женщин.
Затем двоюродная бабушка, о которой он едва слышал, умерла бездетной в возрасте девяноста трех лет, оставив в наследство имущество, которое должно быть разделено между оставшимися родственниками. Родственников оказалось немало, но наследства хватило на всех. Гершель получил долю в шестьдесят тысяч долларов, самый крупный чек, который он когда-либо держал в руках.