— Как это не в том дело? Если парень сорвет банк, программе крышка, ты это понимаешь? Чем он там сейчас занимается, ты можешь сказать?
— Программа изжила себя в ее нынешнем виде. Пора менять масштаб, и поэтому есть новый проект. Мой. А что парень там делает?
Пустяки — всего лишь склоняет наших питомцев к побегу.
Василь расстелил бабкин платочек, уголки расправил. Колдовская вышивка теперь виднелась особенно четко. Пятиугольником. Помогала общая атмосфера в Домовине, насыщенная эманациями битком набитых сюда привидений со всего света.
И вспыхнули ярко и мощно линии Пятиугольника, и открылась Дверь.
— Давайте, что ли, — сказал Василь. — Я вас вынесу, с собой в деревню заберу, в Васёнихиной роще выпущу. Туда не скоро доберутся, место гиблое. Тоже как бы чертой обведено, но все попросторнее будет вам. Не в этой консервной банке.
Привидения нерешительно переглядывались.
— А того… не нажаришь? Верить вам, людям…
— Эй, ну! — закричал обиженный за нового товарища Шкалик. — Ты, шкелетина! Чего тебе терять, кроме запасных цепей, и те бутафорские? Настоящие-то, поди, давным-давно в вашем Мухоморске алкаши на цветмет сдали! Прыгай, говорят!
Невзрачный перекособоченный скелет с трясущейся челюстью еще потоптался, а после махнул костями — а, хуже не будет, хуже некуда! — и ухнул в клубящийся синий туман, заполнивший пятиугольный зев.
— Давай сюда, ребя! — донеслось. — Не боись! Тут мягко, просторно, всем места хватит!
Осмелев, привидения придвинулись…
Прыгали скелеты и упыри, Белые Дамы и Белые Мужи в плащах с капюшонами, прыгнул лохматенький черт-лесовик, а следом призрак в тирольской шляпе. Прыгнули женский скелет с пшеничной косой-короной и вытащенная из тупичка, где доходила в депрессии, салемская ведьма Аделаида. Прыгнула «Сабака-Босс Кирвилей». Сиганул, вспыхнув переливами на прощание, Шкалик…
Василь бережно сложил платок, спрятал поглубже.
— Беспрецедентный случай, дамы и господа! Победа! Чистая победа нашего мужественного Василя из Василёво! Банк игры сорван! Миллион переходит к Василю! Победитель получает все! Вот что значит «ай-кью» сто тридцать семь, господа!.. Ну, Василь, теперь-то, с миллионом, вы захотите отпраздновать это дело? Конечно! К вашим услугам развлекательные комплексы, мыслимые и немыслимые услуги, бары, рестораны, казино! Музыкальные шоу, настоящий парижский канкан, девушки из «Мулен Руж», интим-сервис, Василь… И все это — здесь, не покидая Юного Дворца!
(Голос высокого с серьгой в наушнике-горошине в ухе ведущего: «Отстань от него, дурак!».)
— Нет, мне домой. На хозяйство. Хлев просел, сараюшка валится, дом перекрывать надо.
— Ну! Неужели вы так скоро с нами расстанетесь?!
(В наушнике, раздраженно: «Отстань, говорю, идиот!».)
Ведущий в сторону, в крохотный микрофон, прилепленный в углу рта: «Вы что, хотите, чтобы он унес все деньги с собой?!».
«Не твое дело, сволочь!»
— Меня невеста ждет. Всего вам тут. Спасибо за ласку.
Василь сошел у проржавевшего указателя. В автобусе на него посматривали украдкой, но заговаривать почему-то не спешили. Шофер Коля прятал глаза.
Василиса стояла поодаль, теребила косу.
— Вот я и вернулся. Ну ты чего теперь-то, Вася?
— Вернулся… Миллионщик. Небось и разговаривать не захочешь.
— Отчего же не захочу. Очень даже захочу. Только у меня еще дело есть одно. Хочешь со мной? Вась… я по тебе скучал.
Василиса сей момент ухватила его под руку, прижалась тугим боком, засыпала вопросами: а как там было? а очень страшно? а привидения — они какие? а можно миллион посмотреть? а что еще за дело в деревне?…
Ждут, мать холодцу наварила, Васяна Васюкова самогону флягу нагнала, знает, что Василь с деньгами приедет, будет всех угощать…
— Какое дело-то? Куда мы идем?
— В Васёнихиной роще дело.
— Ой! Я боюсь туда!
— Ничего, это дело хорошее.
На появлявшиеся из мглы Пятиугольника привидения Василиса сперва ойкала испуганно, а потом перестала. Запечалилась, глядя.
— Неухоженные они какие-то, заморенные. Жалко их.
— Ничего, — помахал Василь вслед последнему мелькнувшему среди стволов Шкалику, — на свежем воздухе, на парном молоке — отойдут.
— Они пьют разве? Молоко-то?
— Молоко не водка, его все пьют. Но надо будет уточнить. Пусть поживут пока, стрессы залечат. После придумаю, что с ними делать.
Вдруг далеко-далеко в небе за рощей послышались гул и рокот, как бывает от приближающегося вертолета. Да не одного. На опушке зарычали моторы мощных грузовиков. Вспыхнули со всех сторон юпитеры, пробили колдовскую чащу насквозь. Ничего не видно, кроме их слепящего света. Как в Юном Дворце.
— Василь! Что это?!
— Н-не знаю…
— Дамы и господа! Уважаемые телезрители! Все, кто смотрит нас! Единственное в России! Не имеющее аналогов в мире! Суперновейшее! Паранормал-реалити-шоу! «Васёнихина! Роща! С привидениями!» Начинается!!!
Высокий, весь в черном, в черной, по-пиратски туго повязанной бандане, тронул золотую серьгу. Тонкие губы улыбались. Теперь генеральным продюсером был он.
Алексей Калугин
«Литерный»
Идею рассказа подарил автору Геннадий Прашкевич.
За что ему сто раз спасибо!
Валит снег. Валит и валит.
Нет на него никакой управы. Да еще как валит!
Так что за снежной пеленой не видно ни сосен, морозом посеребренных до самых кончиков иголок, ни белых сугробов по сторонам от железнодорожного полотна, ни самой дороги.
Зима в России — больше чем зима. В Москве — стихийное бедствие. Ну, а ежели дело происходит не где-то там в столице, а в самой Сибири, вдали от больших городов и районных центров, тут разговор особый. Тут зима в своих правах. И никто с ней особенно не спорит. Накладно, да и смысла нет.
Слепит снег глаза. В двух шагах ничего не видно. Кажется, провалился мир в белую пустоту и не осталось в нем ничего, кроме белого снега и мороза, который и не трескучий вовсе, а онемевший. И если вслушиваться в него долго-долго, то начинаешь думать, а может, и не врал вовсе барон про замерзшие звуки?
Но вдруг — у-у-у-у! — разрывает морозное безмолвие далекий гудок локомотива. Это он заранее возвещает о своем прибытии тем, кто ждет его на затерянном в тайге полустанке.
Хотя, собственно, и полустанка никакого нет. Был когда-то, да сгинул в небытие. То ли за ненадобностью, то ли из-за отсутствия бюджетных средств, успешно разворованных по дороге из Москвы. Путь-то ведь не близкий. Так что остались от полустанка только вывеска с названием — «Дикое» — да будка обходчика с заколоченными дверью и окнами. И поезда здесь уже не останавливаются.
Кроме одного.
Жители расположенной неподалеку деревушки — меньше десяти дворов осталось — называют поезд сей не по номеру, и не по месту назначения, и даже не фирменным именем — «Амур», там, или «Байкал», — а уважительно: «Литерный». Что слово сие мудреное означает, никто в деревне не знает. Но зато как звучит — «Литерный»! Красиво и многозначительно. И никто даже слушать не желает старого диссидента деда Матвея, того, что на последних выборах агитировал односельчан за нынешнего президента не голосовать, который знай себе твердит, что поезд называется «Лидерный», от слова «лидер». «Литерный» ведь куда лучше звучит. Представительнее.
Локомотив с округлыми формами, похожий на летящую точно в цель ракету класса «земля-земля», вынырнул из-за снежной пелены, прогудел еще раз и начал тормозить.
На обычный поезд «Литерный» точно не был похож. И дело не только в локомотиве, формой и статью своей разительно отличающемся от тех, что курсируют по железным дорогам России. Прицеплены к нему семь вагонов, обшитые стальными листами, с металлическими жалюзи на окнах и круглыми, как в подводной лодке, иллюминаторами на дверях. Навроде того поезда, на котором северокорейский лидер через всю страну в Москву ездил. Только малость получше. При этом сверху все землистой краской замазано, чтобы на обычные товарные вагоны похоже было.