Ситуация была очень неестественной — нас, как монголов каких, пытались перебросить из феодализма в социализм, минуя неизбежную промежуточную стадию.
Природа неестественности не терпит, поэтому, как только стало можно, эта искусственно снятая надстройка тут же обзавелась базисом — к нам хлынуло все, что существовало под этими заботливо снимаемыми сливками. А с учетом того, что выброс оказался одномоментным, ничего другого, кроме палп-фикшена, на рынке фантастики не осталось. Востребована была исключительно развлекаловка, и представители девяностых занимались тем, что перекраивали свою советскую фантастику по западным лекалам. Творили эдакий гибрид.
В силу хорошего «багажа» у них это получалось неплохо. Гораздо хуже стало, когда воспроизводить галиматью начали те, кто на ней вырос. Здесь уже не получилось никакого гибрида, пошли те же макулатурные щи, только пожиже.
Однако сейчас, на мой взгляд, ситуация начинает меняться к лучшему. И вот почему. Прошло достаточно много времени, и бурление в этом клокочущем котле, которым стала наша фантастика в «кессонный период», прекратилось. Все устоялось, устаканилось, и начался тот же процесс, что и в западной фантастике — сепарирование сливок.
В том числе — и в творчестве молодых авторов. Процесс выделения читаемой прозы из массы чтива у МТА идет, на мой взгляд, тремя путями.
Уже упоминавшееся «отложенное» поколение идет тем же путем, что и поколение девяностых — овладев техникой западной развлекательной литературы, скрещивает ее с традициями советской фантастики.
А у молодежи выделяются два основных способа перерождения фантаста в писателя. Первый можно условно назвать «обучением на ходу». Эти авторы много пишут, активно издаются, но, стартовав как банальные производители макулатуры, неожиданно начинают прогрессировать.
В качестве примера можно привести минскую фантастку Ольгу Громыко. Казалось бы, человеку повезло с самого начала. Ее юмористическая фэн-тези, тетралогия про ведьму Вольху Редную, по сути, открыла собой новое направление. По аналогии с женским романом его можно назвать женской (а точнее — девичьей) фантастикой. Писательница быстро обзавелась огромным шлейфом восторженных юных поклонниц и подражательниц, тиражи неуклонно росли, слава ширилась, однако стричь купоны и разрабатывать найденную золотую жилу Ольга не стала.
Неожиданно начались эксперименты. Отход наметился уже в романе «Верные враги». Пусть действие этого романа происходило все в том же мире Велории, но Вольхи там уже не было и следа. Да и юмористической фэнтези эту книгу можно назвать разве что с похмелья — лирическая линия вышла на первый план, и драма почти полностью задавила хохмачество. В «Цветке камалейника» писательница пошла еще дальше — совершенно новый мир, причем сделанный с изрядной долей НФ, и, главное, попытка поиграть без главного своего козыря. «Женской» составляющей там практически нет, главные герои «Камалейни-ка» — мужчины.
Новый роман Громыко, написанный в соавторстве с еще одним ярким представителем поколения, Андреем Улановым, продолжает линию эксперимента. Действие книги «Плюс на минус» происходит в сегодняшнем Минске, главные герои — наши современники, да и жанр книги можно определить как лирический детектив.
Пример далеко не единичен: пускаются в неожиданные эксперименты многие «тиражные» и раскрученные молодые авторы — уже упомянутый Андрей Уланов, Вадим Панов, Алексей Пехов.
Что же заставляет успешных авторов сворачивать с наезженной колеи? Особенно с учетом того, что у них очень мало стимулов к тому, чтобы прогрессировать — всеядность издательств, все меньшая и меньшая доходность писательского труда, падающий престиж этой профессии.
На мой взгляд, на то есть и субъективные, и объективные причины. Субъективные — это прежде всего авторское самолюбие. Несмотря на смешную в наш рациональный век идеалистичность подобного стимула, он до сих пор работает. В немалой степени потому, что наша фантастика не атомизировалась, не рассыпалась на отдельных авторов, работающих на отдельные издательства. Сохранилась преемственность поколений, осталось некое чувство общности. У фантастов теснее внутрицеховые связи, и поэтому до сих пор не только жива, но и действенна такая штука, как общественное мнение.
Традиции советской фантастики не умерли, а среди них — и достаточно высокая планка претензий. Именно поэтому фантастика и сегодня остается единственным из коммерческих жанров, который не смирился со статусом «развлекателя», но до сих пор нахально заявляет: «Мы претендуем на большее».