Мужчина был очень недоволен, когда мальчишка подбежал и стал хватать его за руки.
Юрка понял, что щенок натворил по щенячьей своей жизнерадостной глупости каких-то страшных дел.
Если бы в пруду собирались утопить человека, Юрка, скорее всего, просто отвернулся бы — своего горя, что ли, мало? Да и не спасти ему человека — вон какой здоровенный дядька вздумал заняться смертоубийством. Но щенка стало жаль до слез. Ну в чем он виноват?
— Я маме скажу, все скажу! — кричал мальчишка.
— Иди к маме, рассказывай, — позволил мужчина.
Ребенок заметался. Он понимал: пока будешь бегать за мамой, щенка утопят. А если остаться тут, все равно ничем бедолаге не поможешь. Остается одно — кричать и звать, авось кто и откликнется.
Юрка в своей жизни совершил немного добрых дел. А если совсем точно — то ни одного. Дед с бабкой не так его воспитывали, чтобы он имел для этого время и возможности. Они четыре слова знали: сиди дома, учи уроки. Потом, когда Юрка сорвался с нарезки и стал играть, ему тем более было не до благотворительности. Чужая боль для него как бы и не существовала.
Но сейчас речь шла о его собственной боли. Душа странным образом отозвалась на щенячью беду. Как будто он сам растил этого щенка, выгуливал, приучал к порядку. Это было маленькое несбывшееся счастье никому не нужного человека.
Юрка вышел из-под дерева и направился к мужчине.
— Тебе чего? — спросил тот очень недоброжелательно.
— Щенка не продашь? — по-взрослому грубовато (по крайней мере, так ему казалось) спросил Юрка.
— А что дашь?
Юрка оставил шнурок от мешочка с костями на дереве, но сами кости прихватил с собой.
— Вот, хорошие, дорогие.
— Стянул где-то?
— Выиграл, — загадочно даже для самого себя ответил Юрка.
Мужчина посмотрел на кости с интересом. Кубики и впрямь были хороши — гладенькие, блестящие, с аккуратными точками, инкрустированными какими-то тусклыми камушками.
— Нет, ступай себе. Мне от этой сволочи мелкой нужно избавиться.
Но Юрка уловил в голосе мужчины хорошо ему известное сожаление. Так отказывается от игры тот, у кого нет при себе денег даже на один-единственный жетон.
— А сыграем! — вдруг предложил он.
— На что сыграем?
— Ты ставишь щенка.
— А ты?
— А я — вот эти кости. Идет?
Мальчишка, который горько плакал, держась за пояс мужчины, посмотрел на Юрку с надеждой. А надежды тут и быть не могло, Юрка все рассчитал иначе.
— Играть будем по правилам, с таблицей, — сказал он.
— А ты что, умеешь с таблицей?
— А чего тут не уметь?
Юрка подобрал прутик и быстро нарисовал на сером песке сетку. Собственно, только это он и запомнил из объяснений покойного героя. Потом разровнял ладонью площадку для бросков и уселся рядом с ней по-турецки.
Мужчина отцепил от себя детские руки и сел напротив.
— А ты чтоб близко к этой твари поганой не подходил! — крикнул он мальчишке. — Ишь, заступник!
Был только один миг, чтобы незаметно подмигнуть мальчишке и глазами, беззвучными губами, поворотом головы показать: беги, зови маму, зови кого-нибудь из старших! И Юрка успел.
Теперь нужно было тянуть время.
Они сделали первые броски. Мужчина выкинул двойку, тройку и две четверки, Юрка — две тройки и две четверки. Очки были записаны. Следующий бросок принес мужчине единицу, двойку, тройку и пятерку. Юрка выкинул кости — и вышли две двойки, тройка и пятерка. Он вспомнил — там, в транспортном боксе, герой всегда опережал его на одно очко…
Третий бросок был значительным — у мужчины впервые выскочила шестерка, а это много значит. Но рано он обрадовался — Юрке судьба тоже шестерку послала.
— Идем ноздря в ноздрю… — проворчал мужчина и выкинул кости в четвертый раз. Но не просто так — он уже встряхивал стаканчик с каким-то особым смыслом, прислушиваясь к стуку костей внутри.
Малыш, пятясь, отступал, не отводя взгляда от затылка мужчины.
— Не туда пишешь! — закричал мужчина и выхватил из Юркиной руки прутик.
— Ну, сам пиши! — огрызнулся Юрка, и мужчина вписал очки по-чему-то в самый низ таблицы.
Юрка понимал, что есть в этом какое-то жульничество, но возразить не умел.
Малыш скрылся за кустами.
Щенок подкапывался под камень, к которому был привязан. Он сердился, тявкал и упирался лапами. Юрка не понимал, как можно убивать таких маленьких и смешных.