— В чем дело? — спросила она и тоже встала.
Хамфри издал звук, какого она никогда от хефнов не слышала, высокий и гулькающий, поразительно чуждый человеческому. Его руки описывали круги. Лекси проснулась.
— В чем дело? — испуганно спросила она. — Что случилось?
— Ничего не случилось, маленькая Лекси, — высоким сдавленным голосом сказал Хамфри. — Все хорошо. Все чудесно! — и, словно опомнившись, сел.
Разумеется, Лекси не заснула. У нее болела рука, ей требовался лед, таблетки и питье, но больше всего ей нужно было, чтобы Пэм расправила ей простыню, подоткнула одеяло и вообще утешила. Когда веки девочки затрепетали и наконец сомкнулись, Пэм снова повернулась к Хамфри, готовая напомнить ему о тишине, но хефн уже успокоился. Шерсть улеглась, обе руки он держал перед собой — жестом умиротворения. И заговорил он хриплым шепотом:
— Я буду вести себя тихо, моя дорогая. Но сказанное тобой наполняет меня радостью. Ведь твой душевный кризис спровоцировал трансформацию.
Пэм стало не по себе.
— Ты не перебарщиваешь? Я не назвала бы сон трансформацией. Хотя, если уж на то пошло, уверенность в том, кто похитил Лекси, расширение сознания Пэм… если эти явления и сон как-то связаны…
— Просто ты слишком мало знаешь. — Ворс Хамфри снова начал вставать. — Пойдем.
Круто развернувшись, он решительно вышел в коридор, где встал у одного из плакатов.
Последовав за ним, Пэм остановилась рядом. На плакате изображались две длинные статичные красные фигуры, чем-то напоминавшие те, которые она видела в моабской миссии. У фигуры слева была сплющенная голова с огромными выпученными глазами, а еще — худые руки, которые она уперла в бока: на инопланетянина она походила даже больше, чем сам Хамфри. У правой тоже были худые руки, но головка оказалась маленькой и заканчивалась словно антеннами, прямыми и перистыми, а вокруг этого «головного убора» ореолом роилось облако насекомых или крошечных птиц.
— Посмотри, моя дорогая. Видишь маленьких птичек? А человека? Это шаман. Знаешь, кто такой шаман?
— Э… что-то вроде колдуна? Лекаря?
— В ранних культурах вашей планеты шаманами звали тех, кто ради своего народа совершал путешествие в мир духов. В этот мир он входил различными путями. Некоторые из них — например, пост, очищение травами, отказ он сна и поедание отвратительных на вкус кореньев — весьма неприятны, но у многих шаманов не было других средств выйти из физического тела. Они должны были так поступать, чтобы отыскать лекарство от болезни или привести свое племя к победе в войне. Это трудно и опасно, но зато очень престижно.
— Откуда, скажи на милость, ты это знаешь? — Пэм изумленно воззрилась на Хамфри. — Вот уж не думала, что это по твоей части.
— Одна из самых распространенных причин путешествия в мир духов — найти потерянное. Ценные предметы. Пропавших людей. Шаманы знали пути туда. Покинуть тело можно, например, с помощью барабанного боя. А еще известно, что самые могучие шаманы видели яркие сны.
Пэм переводила взгляд с Хамфри на плакат и обратно. Сердце начало ухать у нее в груди.
— Этим картинкам тысячи лет, — запротестовала девушка.
— Нарисованный шаман не есть отображение именно того, что пережила ты, дорогая. — Он просеменил к стойке сестры и завозился там с компьютером, а Пэм все смотрела на страшноватую фигуру с антеннами на голове и перистым ореолом.
— А вот это шаманы другой древней культуры, — сказал он минуту спустя. — Смотри.
Он развернул экран к Пэм.
Изображение было выполнено совершенно в ином стиле. Пэм удалось выделить пару силуэтов: две одинаковые красные сардельки, каждая с четырьмя конечностями-палочками; обе они почти лежали на беловатой неровной поверхности. Каждая рука и нога заканчивалась трехпалой птичьей лапой.
Сосиски сосисками, палочки палочками, но в этих фигурах не было ничего от статуй с острова Пасхи. Фигуры, очевидно, летели, что становилось ясно по тому, как над и под ними, направляясь в ту же сторону, неслась стая птиц. Это были уже не крошечные существа, кишевшие, как мошкара, вокруг антенн неподвижного астронавта. По сравнению с «сосисками» птицы казались огромными, и их было немало — десять, и, хотя нарисовали их довольно грубо, композиция в целом производила впечатление крайне динамичной. Шаманы летели на фоне скалы, а с ними, поддерживая и направляя, неслись птицы.