Однако я все-таки остался в живых. Не знаю, сколько я провел в забытьи – должно быть, часов девять или десять, поскольку, когда я очнулся, солнце уже стояло высоко над горизонтом.
– Только не пытайся встать, – произнес неподалеку от меня певучий женский голос на безукоризненном земном языке, – мне пришлось наложить на твою ногу лубок.
Попробовав стереть корку засохшей крови с ресниц, я заметил, что моя правая рука перевязана. Влажная ткань несколько раз прикоснулась к моим глазам, и я сумел различить лицо сидевшего рядом со мной существа.
Это была молодая женщина двадцати с небольшим лет, но уж точно не тридцати, худощавая, рыжеволосая… светло голубые, почти бесцветные глаза, высокие скулы… Лицо женщины показалось мне знакомым, хотя я не сомневался в том, что ни разу в жизни не видел ее.
– Кто вы? – спросил я слабым голосом.
– Мое имя – Ребекка, – женщина улыбнулась. – А ты – Грегори Донован.
— Я думал, что оставил свои документы в пузыре.
— Так и есть.
— Значит, ты открыла его, – я нахмурился. – А он должен реагировать только на команду, поданную моим голосом.
— Я ничего не открывала, – возразила незнакомка. – Лучше попробуй отдохнуть.
Я уже было собрался поспорить с лгуньей, однако силы вдруг оставили меня, и я вновь погрузился в забытье.
В следующий раз я очнулся уже вечером. Ребекка сидела рядом со мной. Окинув ее взглядом, я решил, что она не просто хороша, она совершенна.
На девушке были белая блузка и брюки цвета хаки, облегавшие ее тело, словно перчатка. Облик сей казался столь же невероятным, сколь само присутствие говорящей на земном языке красотки на планете, предположительно не выпестовавшей разумных созданий.
– С возвращением, – проговорила она. – Как ты себя чувствуешь?
– Отдохнувшим, – ответил я. – А как мои дела?
– Рука воспалилась, началось сильное заражение, нога сломана в трех местах, а еще есть серьезные раны на лице и шее.
– И что же это было? – спросил я.
— На тебя напал… скажем, так – ночноброд, точнее на земной язык я перевести не могу. Это самый крупный здешний хищник.
— Не может быть, – усомнился я. – Его спугнул еще более крупный зверь.
— Верь мне, Грегори, – продолжила Ребекка. – Крупнее ночно-брода на Никите хищника нет.
Сил на спор у меня не было, да и какая, в принципе, разница. Нечто отогнало от меня ночноброда, и мне было все равно, кто это сделал – крупнейший среди местных хищников или вконец разбушевавшийся микроб.
— И как долго ты здесь, Ребекка? – спросил я.
— С тобой? – переспросила она. – С ночи.
— Нет, я имею в виду – на Никите.
— Всю свою жизнь. Я нахмурился.
– А в моем компьютере ничего не сказано по поводу земной колонии.
– Здесь нет никакой колонии.
– Ты хочешь сказать, что тебя высадили сюда ребенком? – спросил я. – Родители были с тобой?
– Мои родители жили здесь, – сказала она.
– Жили? – удивился я. – Через девять дней за мной прилетит корабль…
— Их нет в живых.
— Проспи. Но корабль может забрать с этой планеты нас обоих.
— Ты голоден? – спросила она. Я задумался на мгновение.
— Не очень. Но пить хочется.
— Хорошо, – кивнула она. – Река находится в четверти мили отсюда. Я вернусь через несколько минут.
— Говорят, местная вода ужасна на вкус. У меня в пузыре есть вода и немного энергетической смеси.
— Принести? – спросила она.
— Вот как? – Я посмотрел на нее с укоризной. – Я знал, что ты побывала в моем пузыре.
— Я же сказала, что не входила в него.
— Если ты говоришь правду, то не сможешь войти в него и сейчас. Пузырь запрограммирован только на мой голос и определенные кодовые слова.
— Я возьму все нужное и вернусь, – пообещала она.
И конечно же, вернулась через пару минут с тремя контейнерами в руках. Выбирая из них тот, что должен был обеспечить мне скорейший прилив сил, я попытался не думать о том, каким образом она сумела проникнуть внутрь запертого пузыря.
– Через часок тебе все-таки придется поесть, Грегори, – сказала Ребекка. – Твоему организму нужны силы, чтобы сопротивляться инфекции. Я просмотрю твои припасы и скоро вернусь. – Она улыбнулась: – Я хорошая повариха. И быть может, сумею сообразить из твоих рационов нечто вроде утки в апельсиновом соусе.
— Почему ты назвала именно это блюдо?
— Потому что оно твое любимое, не так ли?
— Верно, – пробормотал я. – Но как ты узнала об этом?
— Просто ты похож на любителя утки в апельсиновом соусе.
— И что же это такое здесь творится? – возмутился я. – Тебе известно мое имя, мое любимое блюдо, ты можешь открыть закодированный на мой голос замок, ты умеешь лечить сломанные ноги, знаешь, как можно подлатать мою шкуру, и к тому же говоришь без тени акцента.