— Альберт этого не допустит, — безапелляционным тоном заявляет она.
Вскидывает голову, обводит нас гневным взглядом.
Губы ее дрожат.
Алиса роняет вскользь:
— Кстати, его опять нет.
— Скоро будет. У него какие-то трудности на Земле.
Наступает пауза.
Мальвина слово в слово повторила фразу Дудилы.
Сама она, кажется, этого не замечает.
— Пойду его приведу…
Мальвина выскальзывает из-за стола. Чтобы добраться до двери, ей надо пересечь все кафе. И вот тут возникает картина, которую я уже не раз наблюдал. По мере того, как Мальвина надменно продвигается к выходу, по мере того, как она — цок-цок-цок каблучками — прокалывает разговорную маяту, все головы, словно притянутые, поворачиваются ей вслед. Будто исходит от нее некое излучение. Будто разом включается невидимый, но мощный магнит. Даже эльфы и то перестают вкушать свой нектар. Впрочем, ничего странного в этом нет. Аватара Мальвины заслуживает, чтобы на нее посмотреть. У нее исключительно правильное, фарфоровое, кукольное лицо, глуповатое ровно настолько, чтобы каждый мужчина чувствовал свое неоспоримое превосходство, льняные локоны, яркие голубые глаза, впечатляющие, точно ромашки, длинные густые ресницы. Греза невинности и чистоты. Будто эта прекрасная фея ни разу в жизни не целовалась. Будто она понятия не имеет, что там и как. И вместе с тем выразительно скульптурный рельеф: грудь оттягивает вырез так, что, по-моему, виден даже пупок, короткая юбка вздрагивает и подскакивает при каждом шаге. Платьице у нее вообще не столько прикрывает, сколько подчеркивает: лепесток тонкой ткани, случайно обернувшийся вокруг тела. Сочетание просто убийственное. Порок с глазами лани, как однажды ядовито выразилась Алиса.
И вот что тут, на мой взгляд, самое интересное. Обретая гражданство, пользователь выбирает себе аватару совершенно свободно. Причем, как правило, сильно отличающуюся от той, в которой он присутствует на Земле. Аватара выражает внутреннюю суть человека. Не то, что он есть, а то, чем он хочет быть. Более того, постепенно происходит подстройка — в аватаре акцентируются именно эти сущностные черты. Взять хотя бы Платошу: лысина на макушке, короткие завитки волос, борода лопатой, две резкие складки на лбу, придающие физиономии мрачную сосредоточенность. Или Алиса с ее хитренькой лисьей мордочкой. Или сам Аль с гривой разлохмаченной седины. Так вот, на Земле Мальвина, по слухам — редкая стерва, возглавляет какую-то фирму, сотрудники боятся ее до дрожи в костях. Говорят, если что — горло перегрызет. Юридическое образование — с ней лучше не связываться…
В левом ухе у меня вдруг вспыхивает огонь. Это Квинта цепко хватает за мочку и поворачивает к себе.
— Ты куда смотришь? — яростно спрашивает она. — Ты зачем?… Ты должен смотреть только сюда!
Лицо у нее грозное.
Брови сдвинуты, в зрачках — темный пожар.
— М-м-м… — мычу я, радуясь, что чувствую боль.
Что вообще что-то чувствую.
— Ты понял?
— Понял…
— Что ты понял?
— Куда надо смотреть…
Боль в ухе ослабевает. Я растираю его, радуясь, что остался жив.
Могло быть и хуже.
— То-то же, — удовлетворенно говорит Квинта. — И запомни, пожалуйста: всегда — только сюда!..
К десяти часам вечера ситуация окончательно проясняется. Сенсориум «умеренных», медленно подрастая, набирает более восьмидесяти процентов всех зарегистрированных голосов. Остальной электорат распределяется так: три процента — «бойцы», которые так и не преодолели кризис, и примерно по семь процентов «радикалы» и «инноваторы».
Вряд ли эта картина принципиально изменится.
Платоша, снова подключившийся к модерации, выводит для всеобщего обозрения концепт сатьяграхи. Суть его заключается в следующем: пассивное несотрудничество, вежливое игнорирование всего, что предлагает Коккер. Проще говоря, Коккера для нас нет. Он — пустое место, условность, не существует как факт.
Голосование выходит на последний этап. Если в оставшиеся до полуночи два часа ничего серьезного не произойдет, то предложение сенсориума «умеренных» будет принято.
Примерно в это же время появляется Аль. Мальвина сопровождает его, вздернув хорошенький носик. Губы у нее плотно сжаты, глаза полыхают, и при первом же взгляде на это решительное лицо каждому становится ясно, что Аля сейчас лучше не трогать.
Мы с Квинтой им все-таки машем. Однако Аль, не обращая внимания, втискивается между своими программистами. Минут десять они, сблизившись лбами, о чем-то напряженно беседуют, а потом программисты, все четверо, дружно встают и направляются к выходу.