— По-настоящему? — интересуется Кэп.
Дух пожимает плечами, показывая, что кто ж тут может что-нибудь знать.
— Вполне возможно, что и по-настоящему, — говорит он. — Если, конечно, у тебя не будет геймерного запаса жизней… Вообще, вы, по-моему, слишком идеализируете этот мир. Он представляется вам таким удивительным романтическим приключением. Вы действительно как искатели, переплывшие океан: видите горячий песок, пальмы, ласковые прозрачные волны. И не хотите думать, что там, дальше — джунгли, заросли, зеленый ад, полный хищников, змей, насекомых, ядовитых колючек. Все это вам еще предстоит…
У Духа начинает меняться лицо. Черты его оплывают, как воск под солнечным лучами. Смертью веет от картонного голоса — смертью, бессилием, безнадежностью, извечной тщетой.
Таким голосом могла бы вещать пустота.
— Это — пророчество? — неприязненно спрашивает Квинта.
Дух, прижав пальцы к вискам, останавливает череду изменений.
Черные зрачки его поворачиваются.
— А вы способны всерьез воспринять пророчество? Извольте, я вам скажу. Вы достигли рая — того, к чему человек стремился всегда, того, чего жаждали схимники, фантазеры, аскеты, фанатики, утописты. Вы проникли в мир, где исполняются любые желания — те, что застят глаза, и те, что, как угли, лишь тлеют в глубине подсознания. Причем в отличие, например, от христианского рая, который содержит в себе только нравственный позитив, то есть то, что утверждено, что одобрено самим христианством, здесь, в вашем раю, будет исполнено действительно все. Будет овеществляться добро, поскольку человеку свойственно стремиться к добру, но будет овеществляться и зло, поскольку оно не менее привлекательно для человека. Будут реализованы высокие порывы души, но одновременно и те, которых человек обычно стыдится. Собственно, зло здесь уже перестанет быть злом: можно ли называть этим именем то, что никому не мешает? Вот в чем суть вашего бытия: вы достигли предела, за которым все лишается смысла. И вот в чем суть вашего мира: вы оказались по ту сторону добра и зла…
— Может быть, это не мы, а ты? — снова говорит Квинта.
И в ту же секунду Алиса звонким, отчаянным голосом спрашивает:
— Дух, а ты когда-нибудь умирал?
— Много раз, — отвечает Дух после паузы. — Много раз умирал и столько же воскресал. Не пожелаю этого никому. Бессмертие — это не благословение, как считали люди тысячи лет, это проклятие, накладываемое то ли богами, то ли судьбой. Перестаешь видеть разницу между жизнью и смертью, перестаешь понимать — ты жив или мертв. Все становится все равно…
Дух бесшумно встает. То есть в действительности не встает, а, как свойственно Духу, мгновенно меняет конфигурацию. Перемещается из одной точки пространства в другую. Вот только что он сидел — и уже выпрямляется примерно в метре от столика.
Колышутся складки одежды.
То ли накидка, то ли комбинезон, у Духа не разберешь.
Голос, правда, остается таким же картонным:
— Боги мстят человеку, исполняя его желания. Вот, вы видите человека, который получил то, что хотел…
Дух поворачивается и уходит. То есть опять не уходит, а просто бесшумно перемещается вдоль домов.
Бесплотная тень, которую не замедлить, не удержать.
И мне кажется почему-то, что он все так и будет идти и идти. Идти и идти, даже не оглядываясь по сторонам. Идти и идти, ни на что не обращая внимания.
Просто идти.
Пока не придет туда, где уже нет ничего.
Несколько дней я пребываю в подавленном настроении. То ли рассуждения Духа так на меня подействовали, то ли странная атмосфера, которая сложилась в городе. Мальвина, предсказывавшая, что мы выдохнемся, к несчастью, оказалась права. Постепенно все действительно выдыхается. Толпы любопытных перед Торговым центром более не собираются, пикетчики разбрелись, найти им замену Обермайер не мог. Транспарант с предупреждением для туристов, правда, еще стоит, но всем понятно, что через неделю, дней через десять исчезнет и он. Буквы, выведенные карандашом, уже побледнели. Свободные граждане потеряли к этому интерес.