Аль говорит, что это можно было предвидеть. Мир развивается — в нем крепнет и упрочивается достоверность виртуального бытия. Что значит «наращиваются обертоны»? А это значит, что пользователь включается в виртуал все сильнее и сильнее. Чувственные отличия нивелируются, в конце концов наступает момент, когда они исчезают совсем. Пользователь срастается с аватарой настолько, что любое ее повреждение воспринимается им как свое. Оно с точностью воспроизводится на Земле. Ушибешься здесь, — значит, ушибешься и там. Погибнешь в городе, — значит, и на Земле жизнь будет прервана в тот же момент. Причем рискуют, по-видимому, только свободные граждане — ни гостям, ни туристам подобные неприятности не грозят.
А Платоша высказывается в том духе, что это оборотная сторона медали:
— За все надо платить. За право жить так, как нам нравится, за право быть самими собой, за право ни от кого не зависеть, за личный суверенитет, который мы обрели только здесь. По-моему, это невысокая плата. Во всяком случае, не выше, чем на Земле.
Ну, это смотря для кого.
Для большинства наших граждан, как выяснилось, она чересчур высока.
Меня осторожно трогают за плечо. Это Гримальд, который теперь возглавляет эльфов. Он очень бледен, как будто у него снежная кровь, но это не от волнения, а просто таков его здешний вид.
Гримальд говорит, что началось движение патрулей. Посты эльфов, выставленные на некотором удалении от квартала, сообщают, что два десятка гусанос покинули свой район и редкой цепью, сквозь которую, однако, не проскочить, неторопливо, но очень настойчиво продвигаются в нашу сторону.
Гримальд встревожен:
— Не знаю, что они там задумали, но мне кажется, вам лучше уйти. Хотите я дам охрану? Мы чрезвычайно вам благодарны за то, что вы отдали нашему брату последний долг, и мы никогда не простим себе, если с вами что-то случится.
На поясе у него висит меч.
Кольцо власти, украшенное смарагдом, струит темный блеск.
Квинта внезапно спрашивает:
— Скажи, Гримальд, а правда, что вы уничтожили всех гномов? Всех до единого, не оставили никого?…
Лицо Гримальда бесстрастно. Холодно взирают на нас синие, как у всех эльфов, глаза.
— Мы не хотим оставлять пятую колонну у себя за спиной. Мы не хотим, чтобы гусанос с их помощью проложили дорогу в наш новый мир.
Он машет рукой. Тотчас возле нас вырастает молоденький эльф и в знак повиновения склоняет голову.
— Выведешь их за стену.
— Да, мессир…
— Если потребуется — умрешь раньше них.
Я замечаю, что хотя костер еще не погас, но толпа, собравшаяся на церемонию, заметно редеет. Группами по два, по три человека граждане спешат разойтись.
— Прошу вас. У нас мало времени, — нетерпеливо говорит эльф.
Мы проходим мимо домов, сделанных из оплавленного стекла, сворачиваем под арку, которую украшает вычурный многогранный фонарь, пересекаем один крытый дворик, затем другой и наконец оказываемся у стены, опоясывающей квартал.
Только тут до меня доходит, что больше мы никогда не увидимся. Я, скорее всего, уже не смогу вернуться сюда. Я стремительно оборачиваюсь, но поздно: вокруг лишь стекло, лишь забвение, лишь покой, лишь переливчатые, размытые отражения.
— Конец сказки, — говорит Квинта. — Пробило полночь, принцесса вновь становится Золушкой. Карета превращается в тыкву, кони — в мышей, добрая фея никогда не придет…
Глаза у нее смертельно сухи. Голос безжизненный — как будто испарения звука. Эльф между тем достает из плаща световой карандаш и быстро чертит им на стене загадочный иероглиф. Переплетения его тут же вспыхивают — часть стены словно тает, образуя овальную дверь.
За ней — звездная пустота.
Эльф склоняется:
— Дальше вас ждет собственный путь…
Я все-таки еще раз оборачиваюсь. Светлый купол Ротонды колеблется и бесшумно проваливается внутрь себя. Медленно вздымается вместо него облако пыли. Колеблются также окружающие дома, крыши их превращаются в серый волнистый туман. Обрывается граненый фонарь под аркой. Сыпется облицовка, покрывается трещинами тротуар.
Эльфы и в самом деле уходят.
Костер, впрочем, еще горит. Еще подрагивает, как бутон, черный кончик огня.
Или он будет теперь гореть всегда?
И еще, будто перья, плавают в воздухе призрачные загадочные аккорды прощания…
Прежде всего я оцениваю ситуацию. Мы находимся на самом краю города, там, где ни настоящих домов, ни даже мостовой еще нет, а есть только их очертания — грубые желтые линии, обозначающие будущую застройку.