Эмоциональная сторона настолько сложна, что ее не изложишь на бумаге. По сути, я сам не доверяю тому, что знаю. Когда приедешь следующей весной, обговорим».
Письмо настроило меня на грустный лад и вывело из себя. На грустный лад, потому что женился не я, а из себя я вышел, оттого что Мэтт сомневался, будто я сумею держать рот на замке. Потом я передумал. Мэтт себе не доверял. Я поступил, как джентльмен, и послал ему и Нэнси симпатичный соусник на свадьбу.
В конце июля пришла еще одна открытка от Джесси.
Он гонится за мной. Я гоняюсь за ним. Если меня не будет, когда вернешься, не переживай. Разное случается. Главное — гнать по дороге.
Тянулось лето. Невзирая на войну, флот распустил «несущественный личный состав». Я отдал ему четыре года, и меня назвали «несущественным». Дни дросселировали, как мотор тяжеловоза с забитыми инжекторами. Случилось одно хорошее. Мой бывший босс передислоцировался на окраину города и открыл свое дело, стал торговать комбайнами и запчастями к ним. И тут же написал, как ему нужен механик по дизелям. Меня переполняли надежды и темные мысли.
В сентябре я стал ветераном, которому полагалась заморская ленточка, потому что работал на кораблях, которые потом куда-то уходили. Теперь я мог вступить в клуб «Легиона»{15}, что, вероятно, следует считать наградой, ведь у них лучший бильярдный стол в округе.
— Господа, — сказал я ребятам в ремонтной, — Богом клянусь, ваше общество — отрада для души, и никогда не заявляйтесь в Монтану, потому что она разбивает сердца.
Мы с «крайслером» рванули, как щенки.
Проще было доехать до Солт-Лейк, потом подняться к Хавру, но меня гнали смутные идеи. Я свернул на восток на Лас-Крусес, потом дернул на север в Боулдер с мыслью проследить путь Джесси. «Крайслер» гудел и жрал дорогу. Когда я добрался в Боулдер, затея показалась безнадежной. Слишком много народу. Я даже не знал, где начинать спрашивать.
Самого себя дурачить нетрудно. За Боулдером меня осенило, что все это время я держал курс на Шеридан, и даже не на Шеридан, я держал курс на девушку, которая улыбнулась мне четыре года назад. Я нашел ее в скобяной лавке, и никаких колец у нее на руках не было. Я немного покраснел, потом вышел на улицу перевести дух. Я вспомнил, как Джесси тянул сколько требовалось, когда покупал «линк». Похоже, и тут уйдет сколько-то.
Мои карманы были полны денег за расчет и неиспользованные увольнительные. Я поселился в десятидолларовом мотеле. Три дня улетели на знакомство, а потом мы пошли в кино и ужинать. Ее звали Линда. Ее отец был мормоном. Это означало год ухаживания, но от Монтаны до Шеридана не так уж далеко.
Надо было вернуться домой и найти работу, что осчастливило бы мормона. В субботу вечером мы с Линдой сходили на старый фильм, который уже однажды смотрели, но на сей раз держались за руки. Перед домом она меня поцеловала, один раз и очень нежно. Это возместило все тяготы в Сан-Диего. Это дало мне знать, что я снова среди своих.
Через центр я ехал, распаленный всякими мыслями. Спать было слишком рано, а пива мне не хотелось. На окраине притулилось захудалое кафе. Я решил перекусить пирогом и кофе.
Пес тут побывал. Но надпись едва читалась, словно стену оттерли. Сверху красовалась еще одна:
Пес Дороги.
Твидлдум и Твидлди.
Куда им идти? Куда им идти?
Друг друга ждут годище.
У входа на кладбище.
Кафе было сонное. У стойки дремали несколько стариков. Четверо молодых механиков за столиком обсуждали нагнетание топлива. Старики зевали и мирились с их болтовней. По стенам висели выцветшие снимки старых гоночных машин. Парни сидели под фотографией «блюберда». Эта машина установила рекорд скорости по проселку — 301,29 мили в час. Я понял, что попал в кафе гонщиков, и, похоже, они собирались тут очень и очень давно.
Официантка была седеющей и степенной. Над стариками она квохтала так же, как над молодыми. Глаза у нее были, как у человека, знающего, что такое дальние горизонты, что такое ветра, и пожары, и тяжкие времена, знание всего, что или ломает людей, или наделяет мудростью. Лет через двадцать такое выражение, наверное, будет у Мэтта Саймонса. Я попытался представить себе, какой будет Линда, когда ей стукнет столько же, сколько официантке, и картинка мне понравилась.
За стойкой висели фотографии гоночных машин, а по обе стороны двери — обычных моделей. Переиначенные для ралли автомобили пятидесятых ревели подле тачек с форсированным мотором. Стену украшали снимки очень и очень серьезного железа. Среди них я увидел «голден хоук». Подойдя поближе, я разглядел в уголке фамилию «Стилл» — почерком Пса. Что тут такого страшного, но…