Выглядел Михаил Юрьевич лет на тридцать. В лицее появился недавно, с начала учебного года. Читал два спецкурса, а когда классная Эльвира вдруг подхватила грипп задолго до сезона эпидемий, согласился ее замещать.
Откуда взялся Савоськин, никто не знал. Лекторов из университета представляли: «Доктор наук, профессор такой-то». Михаила Юрьевича назвали просто по имени.
А Чехова должны были пройти еще в мае. Он значился последним в лицейской программе за десятый класс. Но тему Эльвира перенесла на осень, а сама вот занемогла.
Михаил Юрьевич повел дело основательно. Читали много, в том числе и вне программы.
- Вы тогда эпиграф на доске написали, - Ростик процитировал: - «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял бы кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные...»
- Да, было такое, - ответил Михаил Юрьевич. - Это из «Крыжовника». Вы его не проходили.
- Неважно. Он за мной охотится.
- Кто? - Разговор явно сворачивался в кольцо.
- Кто-нибудь с молоточком. Он есть. У меня - точно.
- Подожди, - остановил Савоськин. - Это ведь рассказ, там человек мечтал стать помещиком и посадить крыжовник. В конце концов посадил. И ничего ему стало больше не надо. Все по барабану, как говорит ваш Макс Разумовский. Вот потому его брат, доктор, - не Макса брат, а помещика, - и сказал, что у каждого за дверью должен стоять кто-то с молоточком. Чтобы тот, кто доволен и счастлив, не забывал, что есть несчастные. Фигура речи.
- Никакая не фигура, - мотнул головой Ростик.
- Подробнее.
- Я... не знаю, откуда он взялся. Это как раз после того урока было. Я стук услышал. А потом увидел его. На улице. Стоит и смотрит на меня. А в руке - молоток. И в одежде такой... ненашенской.
- Он тебе что-нибудь сделал?
- Ничего. Я убежал сразу. А потом часто его видел... то есть слышал. Он стучит в дверь. Открываю, а там никого.
- А зачем стучит? - вдруг поинтересовался Эльвирин наместник. - Что ему надо?
- Не знаю, - Ростик вздохнул. - Я же крыжовник не выращиваю. И есть не люблю.
Еще он хотел сказать, что не считает себя ни довольным, ни счастливым. Даже до появления этого типа в плаще-крылатке не считал, а после - и подавно. Тот пришел не по адресу, вот что обидно.
По стене тянулась коллекция портретов: русские классики устало наблюдали за тем, как ветреная младость читает их труды. Теперь, за неимением других объектов, внимание сосредоточилось на одном Ростике. Лишь Федор Михайлович был по обыкновению весь в себе: сложив на колене сильные руки каторжника, напряженно смотрел в пол. Зато Антон Павлович, который замыкал коллекцию, проницательно следил за Ростиком через пенсне. Будто сто лет назад поставил эксперимент и теперь с любопытством ждал результатов.
- Ты кому-нибудь говорил? - нарушил молчание преподаватель.
- Нет, никому. Только вам...
В самом деле, а кому еще? Родителям? Скажут: дурью не майся, поступать летом, в армию, что ли, захотел - и так далее, по тексту. Лучшему другу Виту Колосову? Крутанет пальцем у виска: фильмов меньше смотри да Кинга не читай на ночь. Классной Эльвире? Нет, Эльвире тоже нельзя, да и болеет она.
Так что оставался один Савоськин. В конце концов, он эту кашу и замутил... то есть заварил. Вместе с Чеховым. Но до Чехова уж точно не дотянуться.
- Чем я могу помочь? - спросил Михаил Юрьевич, словно прочитав мысли Ростика.
- Не знаю... Что мне делать? - Ростик невзначай скосил глаза на портрет Чернышевского, затем перевел снова на преподавателя. - Вы думаете, я того? Крыша съехала?
- Совсем нет, - задумчиво отозвался педагог. - Совсем нет...
Кабинет русского и литературы опять заполнила упругая, выжидательная тишина. Раздавался лишь тихий стук - это Михаил Юрьевич касался столешницы авторучкой. Стук - щелчок кнопки - стержень внутрь. Стук - щелчок - стержень наружу.
- Есть идея, -. вдруг произнес Савоськин. Ростик даже вздрогнул. - Познакомлю тебя с одним моим другом.
- Он кто? Психиатр?
- Бизнесмен. А еще коллекционер. До вечера потерпишь? Не доберется до тебя твой человек...
До вечера Ростик не дожил, а именно дотерпел. Наконец мобильник завибрировал.
- В семь на остановке у магазина «Восток - Запад», - сообщил Савоськин. - Успеешь?
...Улица напоминала вокзал, куда ближайшим рейсом прибывала ночь. У магазина, спиной к Ростику, стоял Михаил Юрьевич в элегантном белом плаще, черной кепке и пестром, в клеточку шлафроке.
Только теперь Ростик перепугался по-настоящему. Доверился практически незнакомому человеку, и очень странному. Когда Савоськин услышал его телефон, то не стал никуда записывать или забивать в память сотового. Просто кивнул и поблагодарил.