Я приложил палец к ее губам: ш-ш-ш.
— «Рыжий Орм». Франц Гуннар Бенгтссон.
— Книга? — Взгляд у нее сделался рассеянным. — Ильва читала такую, читала давно, своим родным детям, когда те были маленькие. Сюжет в мой банк памяти так и не внесли.
Меня вдруг пронзила жалость.
— В детстве я читал эту книжку раз пятьдесят. Хочешь, перескажу?
На меня взглянули очень широко раскрытые глаза, в которых я увидел нечто совершенно необъяснимое, глянец поволоки, сильно смахивавшей на непролитые слезы.
— Хочу, мистер Зед. Пожалуйста.
Ты вовсе не Оддни, милая копия, но пусть будет так, сойдет. А «мистер Зед»? Я вовсе не мистер Зед, но тоже сойдет. Какой тебе смысл звать меня Алан Берк? Алан Берк умер в тюрьме на исходе две тысячи двадцатых.
И я начал:
— «Немало беспокойных людей подалось из Сконе вслед за Буи и Вагном, но не было им удачи в заливе Хьорунгаваг; иные же пустились за Стюрбьёрном в Упсалу и пали там с ним вместе»[17].
Прежде чем рассказ завершился, Другой Юпитер в иллюминаторе чудовищно вырос; оранжевый, светящийся изнутри, он висел в черном небе как китайский фонарик. Потом внизу под нами взбухла желто-бело-голубая планета, корабельные двигатели врубили форсаж, и нас прижало к полу.
Прежде чем рассказ завершился, я заметил, что Оддни стала для себя реальной. И задался вопросом, чем же закончится наша с ней история.
Корабль, содрогаясь, пронизал толщу уплотняющейся атмосферы (небо за иллюминаторами налилось лиловой синевой) и совершил жесткую посадку. Я задумался, чему в таблице иновременных аналогов должна соответствовать эта планета — Ио, Европе, Ганимеду, Каллисто? Наверняка ни одной. Она напоминала пристроенную на орбиту недовыходца-в-звезды Юпитера терраформированную Луну, вплоть до пяти сообщающихся морей на обращенной к нам стороне.
Едва корабль сел, из осевого лифта опасливо показались три человечка в перьях и коже; двое без необходимости наставили на нас острия мечей, а последний заковал Оддни и меня в ручные и ножные кандалы, которые по меркам маленьких людей пришлись бы впору Кинг-Конгу.
Грузовой люк в боку корабля открылся; нас по очереди спустили на поверхность, на обожженный, в трещинах бетон посадочной площадки. Я стоял, потрясенно разглядывая небо. Насыщенная, темная, почти фиалковая синева, по ней нежная пастель облачных шхер, за ними горит полосатый фонарик Юпитера, а над горизонтом обосновалось красное сморщенное око солнца.
Переговариваясь на своем тарабарском наречии, маленькие копьеносцы отконвоировали нас к транспортному средству, в котором без ошибки можно было узнать тягач с грузовой платформой, загнали на борт и принудили сесть. Взревел мотор; Оддни принюхалась и определила:
— Дизель.
— Я ожидал от них большего.
Вдоль городских улиц выстроились человечки; глядя на нас во все глаза, они щебетали, будто миллиард птах. И опять, похоже, значительно больше интересовались Оддни, чем мной. А на Земле? Неужели толпы зевак пренебрегли бы плененным динозавром ради зачарованного созерцания прекрасной нагой великанши? Ну разумеется!
Сам город был… диковинный. Назовем его архитектуру китайско-русско-майяской: синие крашеные луковицы куполов и золотые шпили вперемешку с пагодами и уступчатыми пирамидами.
Наконец тягач задним ходом сдал в большую дверь в торце пустующего гулкого здания, возможно, складского; нас согнали на бетонный пол в пятнах солярки и подъемную дверь опустили. Послышался тяжкий лязг входящих в гнезда массивных щеколд, и все стихло.
— Ей-богу, от них бы не убыло, если бы с нас сняли наручники и выдали подстилку.
Оддни сказала:
— С нами обходятся плохо по любым приемлемым стандартам. Кому судить, что здесь считается приемлемым обхождением?
— По большому счету, это не люди, так что…
— А по-моему, люди.
— Правда? Лилипуты?
Она улыбнулась и пожала плечами — шикарное зрелище.
— Скорее, пигмеи.
— Хм. Больно они маленькие для пигмеев. Даже для хоббитов мелковаты.
Поверху помещение опоясывали окна, гораздо выше роста человечка, а значит, проделанные не ради обзора, а чтобы впускать дневной свет. Привстав на носки, я сумел выглянуть наружу: городской пейзаж.
— По-моему, мы в промзоне. Вероятно, ничего лучшего у них не нашлось.
Быть может, пока не готова клетка в зоосаду?
Я дотянулся и постучал по стеклу. Похоже, прочное. С улицы долетели слабые отголоски тарабарской речи, и в поле зрения качнулся наконечник копья, потом другой.
Оддни спросила:
— Вам не кажется странным, что быстроразгонный планетолет у них есть, а огнестрельного оружия нет, только мечи да копья?