Но был один человек, который предусмотрел этот вариант. На этого человека пока еще можно было опереться.
И еще один — который эту возможность использовал. Он был уже безопасен.
Измайлова тревожило то, что в мире и в его корпорации было много людей, обладающих неуемной и богатой фантазией.
И это был фактор, которого следовало опасаться.
9.Над пустынным Парком светило солнце.
Птицы, нахохлившись, сидели на ветках, прячась в зеленой, слегка пожухлой от жары листве. В Парке у них появился новый враг, его следовало бояться. Враг скользил среди травы, извиваясь и высоко поднимая треугольную голову. Из пасти врага появлялся дрожащий раздвоенный язычок, которым враг пробовал густой воздух, напоенный ароматами трав и цветов.
Сильное длинное тело свивалось в черные кольца, глаза с желтым вертикальным зрачком зло и внимательно исследовали мир.
На птиц, как это ни странно, мамба не обращала внимания.
Запущенная в искусственный мир змея имела совсем иную цель — она была запрограммирована на одного-единственного человека. Он еще не появился в Парке, но змея была вечна, она могла ждать сколь угодно долго. Человек был обречен.
И обнаружить змею, изучая программу, никто не мог — мамбу прописали в многочисленных файлах Парка обрывками двоичного кода. Взятые в отдельности, они ничего собой не представляли, а полностью образ ядовитой и страшной змеи был доступен лишь маленькому незаметному червячку, прописанному в автозапуске Парка и являющемуся неотъемлемой частью программы.
РИЧАРД ЧВЕДИК ОРФ
Вчера вечером у нас была БОЛЬШУЩАЯ гроза!
В тот день, когда умер Диоген, Аксель, маленький голубой теропод со шрамом вдоль спины, стоял на столике у окна в бывшей столовой и диктовал очередное послание Ребятам-в-Космосе (неизвестно, где они, но где-то во Вселенной), как делал с весны еженедельно.
— Молнии сверкали, гром бубухал, и вообще!
Регги (так все в доме называли компьютер Reggiesystem, помогавший заправлять приютом) послушно записала его слова.
— Все испугались, и стены затряслись, а я подумал: вдруг наш дом сейчас ка-а-ак стартует в космос и приземлится… На Марсе!
Отвлекшись от экрана, Аксель посмотрел за окно.
— Но теперь гроза прошла, небо ясное и голубое, и все такое яркое-преяркое, точно дождь его помыл! Такое чистое и… и живое! И цветы вон там, и деревья, и трава, вообще ВСЁ!
Он нагнулся, крошечные лапки почти коснулись стекла, пасть широко открылась: никогда сад не казался таким красивым. Будто Аксель его ни разу прежде не видел: таков уж был его дар — каждый день открывать мир заново.
— Все ожило!
Хотя обращался он к Космическим Ребятам, его голос разносился по всему дому. Несмотря на то что Аксель был не выше двадцати семи сантиметров в высоту (если вытянется во весь рост), голос у него был как у завра, который в три-четыре раза больше. Он сделал пару шагов к другому концу стола. Прямо под ним, у нижней ступеньки пластмассовой лестницы, по которой он сюда вскарабкался, Барабу Боб и еще кое-кто из «малышни» (завры величиной от мыши до белки) фотографировали друг друга камерой-указкой. Фотографии появлялись в квадратиках на гибком виниловом экране, расстеленном на полу, как одеяло. А уж как они радовались собственным улыбающимся мордочкам!
Аксель рассказал про них Космическим Ребятам.
Мимо, по пути в библиотеку, как раз катил Ас во главе группы других малышей на тележках с приводом от батарейки — такие устройства у завров звались самокатами.
Аксель и про них рассказал Космическим Ребятам.
А еще поведал им про завриков, гоняющих хвостами по полу шашки в особой игре: что-то среднее между крикетом (без воротец) и хоккеем (без клюшек). И объяснил Космическим Ребятам правила — наверное, уже в десятый раз.
— А пять Мудрых Буддазавров сидят на диване у дальней стены! Они дудят в рожки — ду-ду-ду! — а то, что у них получается, надо считать музыкой! А в середине комнаты Альфонс! Он слушает радио! А рядом с ним Росс! У него осталась с обеда редька! А рядом с ними Док! Хей-я, Док, хей-я!
Аксель не мог не помахать Доку, сидевшему на пластмассовой коробке посреди комнаты. Док улыбнулся в ответ и поднял приветственно лапку, жестом того, кто привык черпать из огромных запасов терпения.
— А под столом Агнес учит! Она рассказывает малышне, что плохого в людях. Она считает: спина у них слишком болит, потому что они не ходят на всех четырех лапах! Но я-то не хожу на всех четырех, и у меня все но-о-ормально!