— Однажды жила-была девочка, которую ты очень любила. Разве это сказка?
— Тут все не так! Она не была… она…
— Как по-твоему, чего бы она от тебя хотела?
Подбородок, который обычно Агнес держала непреклонно вздернутым, задрожал. Она зажмурилась, словно сдерживая слезы, которые завры производить не умели, но на ее мордочке отразились все муки, их сопровождающие. Ее пасть разинулась, словно она хотела взвыть, но никакого звука не получилось, пока она не прошептала имя «Молли», согнула ноги и опустилась на поверхность стола.
Доктор посидела с ней несколько минут, потом оставила ее в «музее», пообещав никому (даже Тому, вообще никому!) не рассказывать, что тут случилось, и пошла вниз — помочь остальным проводить Диогена.
* * *Доктор Маргарет вышла из кабинета, оставив Тома за письменным столом: глаза закрыты, руки сложены, но не как для молитвы — пальцы сцеплены в плотный замок. Его голова чуть приподнималась и опускалась в такт тяжелому, медленному дыханию. Он поймал себя на мысли, что заставляет свою грудь вздыматься так, как не мог заставить дышать Диогена. От этого замок пальцев сжался еще крепче.
Он едва мог заставить себя посмотреть на Диогена — нет, не на Дио, на оболочку. Доктор Маргарет накрыла тельце простыней, так что виднелась только голова. На морде Дио не было ни отрешенности, ни «покоя в смерти». Морду перекосила гримаса последней обжигающей боли. То же стягивание лицевых мышц, то же самое недоумение Том видел на лице своего отца. Мальчику не полагалось такое видеть, но он пробрался в комнату, где нашли тело папы. Он хотел обнять его в последний раз, но вместо того отшатнулся с ужасом.
Тогда он по-мальчишески поклялся, что когда-нибудь непременно победит смерть. «И ты, о смерть, сама умрешь тогда», — писал Джон Донн. Но любым стихам про смерть слишком многое противоречило в мире, каким он его знал.
На столе у Тома чирикнул телефон. Он снял трубку, думая, что это Сьюзан Леахи перезванивает с новыми инструкциями или, может, женщина, которую она рекомендовала для приготовлений к похоронам.
— Происхождение звонка не может быть установлено, — сообщила Регги. — Хочешь принять?
Том сделал глубокий вдох:
— Давай.
— Алло.
На другом конце провода мужской голос, интеллигентный и хорошо поставленный, как у актера или диктора новостей, произнес:
— Том, мы только хотим помочь.
Том уже слышал этот голос раньше и нажатием кнопки прервал разговор. Почти тут же телефон чирикнул снова. Том все не брал и не брал трубку, пока его не стало тошнить от звона. Он посмотрел за окно — на обступивший дом лес, словно мог углядеть там звонившего, который, несомненно, за ним подглядывает. И как они всегда узнают?
— Происхождение этого звонка не может быть…
— Принять, — сказал Том. Он и сам не знал, зачем это делает, разве только в искупление.
— Том, ваши наниматели укрывают огромные сокровищницы знаний, препятствуя исследованиям величайшего потенциала. Мир может стать лучше, счастливее. Почему они этого не хотят? Том, мы знаем, вы хороший человек. Если мы…
Он снова нажал «Разъединить», на сей раз ткнул в кнопку с большей силой. Есть пределы даже искуплению.
Он посмотрел на стол, упер в него локти, закрыл лицо руками.
— Прости, что тревожу тебя, Том.
Голова Тома рывком поднялась. Он перевел взгляд на дверь — там стояли Док и Аксель.
— Вы тут давно? — Том повернулся к ним вместе со стулом.
— Несколько минут.
— Вам что-нибудь нужно?
Док покачал головой.
— Не совсем.
— Мне хотелось бы немного побыть одному…
— Вот поэтому я здесь. — Док сделал шаг вперед. — Я боялся, что ты пожелаешь быть один. Мне понятна потребность в одиночестве. Но горе и одиночество — не самая лучшая компания. Как подвыпившие гуляки, они на любого способны навлечь беду.
Аксель постучал его по боку самым кончиком хвоста.
— Можно мне теперь увидеть?
Док посмотрел на стол в другом углу комнаты — на простыню и фигуру под ней.
— Терпение, — шепнул он. — Пару минут… Моя история тебе хорошо известна, — сказал он Тому. — Меня купили для маленького мальчика. Смышленого маленького мальчика с живым воображением. И доброго — в отличие от большинства бывших владельцев моих друзей. Но это был очень больной маленький мальчик, а потому он много времени проводил в больнице. И я вместе с ним. Моей задачей было стать его товарищем и — до некоторой степени — защитником.
Он сделал еще шаг вперед, хромая нога подгибалась чуть больше обычного. Нагнувшись, Том подобрал его и мягко посадил на стол.