Недавно выпал снег, сухой и рассыпчатый, и мои ботинки проваливались в него на несколько дюймов, почти до верха шнуровки. Солдаты стремительно помчались на дистанцию, невзирая на снег. Это напомнило мне одно из приключений со Стариком в пустыне, когда мы преследовали остатки затерянной германской танковой бригады. Там фигурировали семейные тайны и украденные картины, хотя, признаться, хитроумные изгибы и сложные разветвления сюжета стерлись из памяти, а может, вообще меня не заинтересовали. Высматривая, какие еще силы привлечены к поиску, Моравиа в нескольких шагах впереди заметила что-то металлическое. Бегать среди дюн — примерно то же самое, что и маневры здесь, на снегу.
Раксби схватил меня за руку.
— Погоди-ка, — сказал он и указал на машины, выходящие на дорогу. Одна остановилась забрать людей из нашего самолета, а другая прошла совсем близко, приглушенно рыча. Когда она проехала мимо, ветер подхватил снежное крошево из следа гусениц и швырнул его ярдов на пятьдесят прямо мне в лицо.
Снегоход шел вперед и вперед с бьющей по нервам равномерностью. Я сидел в кабине между водителем и Раксби, наши взгляды были прикованы к впереди идущему транспорту, направляющемуся прямо к сине-белой ледяной грани.
— Ожидалась пасмурная погода, — произнес Раксби.
— Его здесь нет, — я попытался проявить некоторую твердость.
— Ну, тут ты ошибаешься.
— Теперь это гробница, — вздохнул я. — Если он сюда пришел, то только затем, чтобы умереть.
— Знаешь, — сказал Раксби, — непохоже, что ты владеешь всей информацией, которая есть у меня. — И его убежденность удержала меня от дальнейших слов.
«Дело левиафана», мой второй год со Стариком. Я думал, что огромное внутреннее озеро на вулканическом архипелаге поглотило его. Из глубин выскользнуло белое щупальце — из плоти или из стали? — ясно видимое в неестественно чистой воде. Старик, должно быть, сделал хороший вдох, перед тем как оно потащило его вниз, хотя Моравиа успела лишь испустить выдох, переходящий в крик. Отмычка Джим выхватил из тележки лом с загнутым концом и бросился следом. Хотя вода и была прозрачной, свет все равно не проникал слишком глубоко. Мы сыпали проклятьями и вопили, кричали, что делать.
Должно быть, прошла всего минута, перед тем как на воде появились пузыри. Старик возник над поверхностью по пояс, будто приводимый в движение моторчиком, потом словно подскочил, снова ушел на глубину и вынырнул; мы услышали судорожный вдох и увидели Отмычку у него на руках. Старик отпустил его, и оба поплыли к неровному берегу.
— Помогите Отмычке, — приказал Старик, его голос эхом пробежал по глади озера, и мы сделали, как нам сказали. Джим потерял ломик, рубашка на плече была порвана. By стащил с него обрывки, обнаружив страшную, глубокую рану. Кто-то принес аптечку.
— Вы все хорошо поработали, — сказал Старик. Его нагрудный карман светился: он нашел кристалл, который упорно разыскивал сорок лет. — Извините за пережитый ужас. — Он встретился взглядом с каждым из нас, не останавливаясь ни на ком специально, и широко зашагал к внедорожникам.
Позже я узнал: он установил некую традицию — оставлять своих помощников в уверенности, что он наконец-то встретил свою кончину, а затем шокировать их чудесным воскрешением. Иногда он оттягивал свое появление до момента, когда умирали все надежды, хотя сам я подобного не припомню.
Сидя рядом с Раксби, я размышлял, как на этот раз Старик водил нас за нос долгие годы. Он не просто пережил близкий взрыв сверхчеловеческой силы, обрушение целой скалы; на этот раз он пережил саму смерть. И лишь нечто очень приземленное сумело достать его: он понадобился правительству в качестве мальчика для битья, чтобы было на кого свалить ответственность, а может, чтобы просто поставить еще одну галочку. Как раз в этот момент я понял: руководство страны не верило в то, что Старик всецело его поддерживал.
Я сказал себе: конечно, у него были отходные пути. Конечно, имелись альтернативные планы. Конечно, он разработал тысячи способов улизнуть. Естественно, он знал, что военные на подходе, еще даже до того, как они привели свой план в действие. Так или иначе, он знал об атаках на нью-йоркские башни, и какими бы ни были его причины скрываться, в конце концов он должен был понимать, как будет воспринято его отсутствие в башне, и предполагать, что длинные руки паникующего безумия при необходимости потянутся в его сторону.