Лист бумаги был сложен дважды.
— Что там?
— Пожалуйста, прочтите.
Я прочел. Дважды.
— И почему я должен принимать это всерьез?
— У меня также есть, что передать на словах, — сообщил он. — В прошлом году один студент зашел в контору департамента финансовой помощи и принес с собой взрывное устройство. — Я напрягся. — Вам посчастливилось находиться там в этот момент, и вы увидели в туалете, как он заряжает устройство. Вы ему помешали, задержали и связались с полицией. Вы попросили представителей власти не упоминать вас в связи с этим делом, и они согласились.
— Как же вы об этом узнали?
Он кивнул на развернутое послание у меня в руке.
— Кому же и знать, как не ему? — Впервые его кроткое, спокойное лицо треснуло кривой улыбкой, и, словно из-за этого, голова склонилась к плечу, которое, в свою очередь, изобразило нечто вроде пожатия. — Просто он все знает. Так или иначе, я сделал все в надлежащее время и в надлежащем месте, а теперь мне пора на встречу с другими людьми… Итак, — он поколебался, — было приятно пообщаться, — сказал он и ушел.
Я стоял столбом, пока не обнаружил, что смотрю на чистую сторону листа, словно там имелось скрытое послание с инструкциями, как действовать дальше.
* * *Мне всегда было неловко называть его по имени — подобная фамильярность казалась неуместной. Кличка, которой наградили его предыдущие помощники и газетчики, совершенно ему не подходила. Вместо этого я внедрил прозвище, подхваченное почти всеми помощниками, с которыми я встречался: Старик.
Беллетристика — сочные и увлекательные повести, которые в отрочестве давал мне почитать отец, — и современные новости века глобализации, льющиеся по всем каналам, снабдили меня представлением о картине мира, но если честно, в его присутствии эти сюжеты казались расплывчатыми тенями рук на стене, изображающими сказания о богах.
Хотя перед тем как Старик внезапно появился в моей жизни, я встречал многих своих будущих компатриотов.
Джим Роджерс — Отмычка — представил мне остальных: все они сидели на ручках кресел в офисе, который был похож на большой зал библиотеки с громадным инкрустированным столом в одном конце. Сам Отмычка Джим при моем росте в шесть футов был на несколько дюймов выше меня. Когда мы пожимали друг другу руки, я обратил внимание на его длинные пальцы.
— Я в основном лингвист, — сказал он, — но вояки научили меня немножко разбираться в электронике да в стратегии и тактике боевых действий, вот за это меня Старик и держит. — Он развел в стороны руки, раскрыв большие, широкие ладони.
— Ясно, — произнес я за отсутствием лучшего ответа.
— Говорят, ты здорово поработал в Тергене.
Я взглянул на его губы, потом снова в глаза.
— Ты читал те газетные статьи?
Жители тропических лесов Тергена говорят на одном из почти девяти сотен разрозненных языков, свойственных Папуа — Новой Гвинее. Тергенцы, как и многие их соседи, сильно привязаны к своему языку, в котором отсутствуют логические связи, сближающие их с другими папуасскими диалектами, но даже среди местных наречий тергенский стоял особняком. Теории о своеобразном развитии этого языка и его богатейших корнях более похожи на научно-фантастические рассказы, нежели на результаты филологических или антропологических исследований. Я обратил особое внимание на использование естественных звуков в конструктах языка: щелчки и свист, позаимствованные от животных, звук бегущей воды в глаголах движения и одна фонема, похожая на звук трущихся друг о друга деревьев. Тергенцы были самыми загадочными людьми, которых я когда-либо изучал. Работа обернулась каторгой: антропологи, к которым я нанялся в команду, отслеживали распространение малярии и по всему региону оказывали помощь местному населению.
— Не всё подряд, но достаточно, — откликнулся Отмычка. — Сам Старик приложил руку к этому делу. — Он с нарочито шутовской доверительностью наклонился к моему уху, якобы для конфиденциальности. — Но об этом, конечно, нигде не писали.
— Конечно…
— Его отец жил среди них некоторое время, как мне говорили.
— Неужели?..
Тут он заметил короткостриженую блондинку, которая ждала возможности меня поприветствовать.
— Вот Танкистка… — начал он.
— Господи! — перебила она резким голосом с немецким акцентом. — Кто-нибудь может выучить сначала мое настоящее имя?! — Крепко пожимая мне руку, она хлопнула Роджерса по плечу другой ладошкой и сказала: — Что-то это место слишком напоминает клуб для мальчиков.