Элиос с белым от гнева лицом поспешил к выходу. Трипп понадобилось некоторое время, чтобы найти того, кто согласился бы благополучно вывести ее с яхты и доставить на берег.
— Брод! Брод, сын Мариам! Я — Килли, сын Элиоса! Выходи на поединок! Брод, ты трус, похититель и насильник, и я отомщу за свою сестру!
…Покинув шхуну, Трипп увидела своего терпеливого провожатого, офицера из Нью-Денвера, который и провел ее назад, через лагерь осаждающей армии. Вопли Килли были слышны еще с пристани. Один, вооруженный только мечом и копьем, он слонялся под стенами Уилсона и орал оскорбления, вызывая Брода на бой.
Трипп покачала головой:
— Поверить невозможно! Один воин вызывает другого на поединок? Неужели мы дошли до такого?
Но вызов Килли взбудоражил весь лагерь. До Трипп донеслись одобрительный рев, клацанье копий и мушкетных прикладов о щиты.
— Что же, хороший способ положить всему этому конец, — заметил офицер. — Кстати, мадам Трипп, тут есть пара торговцев, которые хотят с вами потолковать.
— Торговцев?
— Из Холл-Сити. Утверждают, что знают вас.
Он показал на маленький продуктовый склад, где ожидали лошади, возле которых стояли два незнакомца, одетых в тяжелые, длинные плащи. Офицер протянул руку:
— Был рад познакомиться, мадам. Благополучного вам пути.
— Спасибо, лейтенант, — нерешительно покачала головой Трипп.
Подхватив рюкзак и сумку, она настороженно подошла к незнакомцам. Даже оказавшись совсем близко, она не смогла разглядеть их лиц под громоздкими капюшонами.
— Итак, вы из Холл-Сити?
— Конечно, нет, — прошипел тот, что повыше, и откинул капюшон ровно настолько, чтобы Трипп успела увидеть его лицо.
— Брод. И Вала, полагаю. Что происходит?
— Мать собирается выдать Валу отцу. И меня вместе с ней. Вот это и происходит. И ты прекрасно это знаешь, Трипп, поскольку сегодня побывала на яхте Спикера, чтобы заключить сделку.
— Я хотела остановить кровопролитие.
— Могла бы сказать мне.
— Очевидно, твои собственные шпионы не дремлют. А как насчет Килли?
— При чем тут Килли?
— Не собираешься ответить на его вызов?
— Шутишь? Я мог бы прикончить это отродье трактора, но его спутники разорвут меня на части. Нет, мэм, Килли может подождать.
— А я, — добавила Вала из-под прикрытия собственного плаща, — не вернусь в Нэйвл. Быть Сапфиром — довольно унылое занятие. Но стать обесчещенным Сапфиром и вернуться домой с позором — это не по мне.
— И что теперь? Чего вы хотите от меня?
— Мы едем с тобой, — просто ответил Брод. — Нам здесь делать нечего. Мы начнем новую жизнь на Полюсе.
Вот так просто?
— Ты нам обязана, Трипп, — веско заявила Вала.
— Ничем я вам не обязана, — отрезала Трипп. — И кроме того, вы забыли о преследовании? В Уилсоне наверняка полно шпионов твоего отца, а братец явно не из тех, кто легко сдается.
— Разберемся, когда настанет час, — заверил Брод.
— Да неужели? Ты и до сих пор прекрасно со всем разбирался. Не так ли? А как насчет самого путешествия? Мечтаешь о Полюсе, я не ослышалась? Да знаешь ли ты…
— Брод! Брод, сын Мариам! Выходи, чтобы я смог удавить тебя твоими же кишками…
— Терпение у парня на исходе, — заметил Брод и, отвязав лошадей, вскочил на ту, которая выглядела самой сильной.
— Ну что, вперед?
Вала усмехнулась и легко взлетела в седло.
Трипп мрачно, но спокойно смирившись с тем фактом, что дети понятия не имеют, во что ввязываются, взобралась на свою лошадь и повернула на север.
— Брод! Брод!..
На этой, первой смене лошадей им предстояло проехать только пятьдесят километров. Так сказала Трипп. После чего они найдут способ путешествия, более подходящий для долгого пути, который насчитывал не менее двенадцати тысяч километров. До самого Полюса.
В эти первые часы Брод был невероятно возбужден. Как же, он мчится по широкой дороге в неизведанные места, бок о бок с прекрасной девушкой и преследуемый разъяренным врагом.
— Мы делаем историю! — кричал он. — И последующие поколения будут из уст в уста передавать эту легенду!
Вала звонко смеялась. Но через некоторое время отстала и решила держаться рядом с Трипп, которая вела лошадь неспешной рысью, и вскоре Броду пришлось тоже придержать коня.
Трипп похвалила его благоразумие.
— У лошадей, должно быть, сохранились заложенные природой воспоминания о том мире, где их прабабушки были легконогими и стройными. Они всегда готовы пуститься галопом, если дать им волю. Но лучше подходят для спокойной, равномерной рыси. Если загнать их, сердце не выдержит, и они переломают свои длинные, тонкие ноги.