— Сколько тебе лет?
— Так ведь… — робко сказала Элька, но, встретив взгляд бледных глаз, добавила: — Месяц назад исполнилось четырнадцать, сударь.
— Ах, ну да, — пробормотал он, — конечно.
— Сударь, — Элька посмотрела на него полными отчаяния глазами, — если я вам в тягость… или… ну, не к месту здесь, так я не в обиде, мамка уже договорилась с пани Эльжбетой из кондитерии, и я…
— Какой еще Эльжбетой? — герцог покривился, точно от зубной боли. — При чем тут Эльжбета? Ах, ну да… — он вздохнул и покрутил в пальцах автоматическое перо, — послушай, Эля… принадлежность к державной семье налагает…
Он снова поморщился, уколовшись пером, и бросил его на зеленое сукно стола. Элька, чтобы больше не смотреть на него, разглядывала письменный прибор красного мрамора. Прибор был украшен гладким мраморным тюленем с круглыми темными глазами. Красиво.
— Я думал отправить тебя в пансион. Но, похоже, это бессмысленно.
Он заложил руки за спину и прошелся по комнате.
— Пиши, Калеб. Мы, наша светлость и глава государства, всенародно объявляем и официально признаем, что девица… как твое полное имя?
— Электра, — прошептала Элька;
— Электра Яничкова, дочь, — он, проходя мимо стола, кинул мимолетный взгляд в бумаги, — Ларисы Яничковой, проживающей в поселке Курортное, является также нашей дочерью, зачатой пятнадцать лет назад во время нашего посещения упомянутого поселка Курортное. Точка. Далее. В связи с чем упомянутая Электра Яничкова препровождена в столицу, чтобы получить соответствующее воспитание и образование. Точка. Что еще… Мы, наша светлость и глава государства, готовы обеспечить девице Яничковой будущее, отвечающее ее происхождению. Все. Подпись, печать. Телефонируй в «Вечернюю столицу» и «Столичные новости», пускай завтра пришлют своих писак и светописцев. Только сначала пусть парикмахер и стилист с ней поработают, чтобы она не так… — он опять чуть скривился, — и проинструктируй ее, как себя держать. Все. Отведи девицу в ее комнаты. Ты что-то хочешь сказать, Эля?
— А можно «Модную женщину»? — замирая, спросила Элька.
— Что? Какую модную женщину? Ты о чем?
— Ну, чтобы из журнала… из «Модной женщины». Тоже. Светописцев.
— Можно. Светописцев. Телефонируй туда, Калеб, нумер хоть знаешь?
— Найду, — сказал Калеб, не переставая стучать на машине.
Элька воображала себе всякую роскошь: ковры, фарфоровые вазы в человеческий рост, полосатые гнутые диванчики (они, Элька знала, называются козетками). А тут, ну, правда, две комнаты, но ничего особенного. Как будто у них в гостинице, только паркет блестит и в гостиной целых два стола — письменный и обеденный, правда оба маленькие. А вот дальновизора не было, он, наверное, стоит в общей зале, подумала Элька. Или в столовой.
Окно, забранное причудливой решеткой, выходило в сад, там сквозь голые ветки просачивались косые солнечные лучи, на клумбах лежали клочья подтаявшего снега, сквозь них пробивались упрямые фонарики крокусов… Она положила свой узелок с бельем и шляпку на кожаный диван, заглянула в платяной шкаф (он был пуст) и от скуки в книжный — там стояли книги в строгих коричневых переплетах, все одинаковые: когда Элька наугад вытащила одну, то оказалось, что она на непонятном языке и даже без картинок. Она еще немножко послонялась по комнатам, но делать было решительно нечего, а спать не хотелось. В саду солнце, и птицы охорашиваются на ветках, а она сидит тут как дура.
Она натянула жакетку и направилась к двери. Однако дверь оказалась заперта снаружи.
Элька шмыгнула носом и растерянно огляделась.
Потом нахлобучила шляпку, повязала ленты под подбородком, уселась на диван, сложила руки на коленях и стала ждать.
Тени успели передвинуться по вощеному паркету и заполнить почти всю комнату, а медовый свет за окном погас, но Элька по-прежнему сидела неподвижно, уставившись в одну точку. Сами собой зажглись на стенах электрические рожки, из-за чего за окном сразу потемнело, и Элька видела свое отражение в оконном стекле, оно плавало поверх черных веток. До чего ж у нее глупый вид в этой шляпке!
Наконец за дверью послышались скрип колесиков и звон посуды, потом ключ повернулся, и Калеб вкатил в комнаты столик с блестящими серебряными судками, из-под крышечек шел пар, а булки, развалившись на салфетках, пахли так, что Элька опять шмыгнула носом.
— Кушайте на здоровье, барышня, — сказал Калеб и стал у дверей.
— Ваше высочество, — сказала Элька.
— Что?
— Если герцог мой папка, то я ваше высочество, нет?
— Нет, — честно сказал Калеб, — вы просто побочный отпрыск. Но, полагаю, его светлость присвоит вам какой-либо титул.