— Я не наемный убийца, — проговорил Стократ холодновато, но без дерзости. — Я бродяга. Если встречу убийцу — его не станет. Заплатят — возьму деньги. Вот и все.
— Ты… странствующий вершитель справедливости? — князь криво ухмыльнулся.
— Я не знаю, что такое справедливость, — ровно отозвался Стократ. — Думаешь, она существует?
Князь снова засопел; Стократ встретился с ним глазами. Князь вздрогнул.
— Я всего лишь путник, — сказал Стократ примиряюще. — Иду, куда глаза глядят. Мир смотрю, вести разношу. В Лесном крае, слышали, в трех местах загорелось этим летом?
— Большая беда, — глухо отозвался князь.
— Немалая. Цена на лес выросла повсюду…
Стократ выдержал многозначительную паузу.
— Ты еще и купец? — теперь князь цепко глянул ему в глаза.
— Куда мне, — Стократ улыбнулся.
— Цена выросла, торгуем много, — проговорил князь с непонятным раздражением. — У нас ведь не просто лес, у нас розовая сосна, таких во всем Мире больше нет. Видал, какие дома?
— Видал.
— А вот это? — князь подхватил со стола резной деревянный кубок, стряхнул на пол несколько капель со дна, протянул Стократу. — Скажи… это правда, что о тебе болтают?
Стократ взял в руки кубок.
Розовая сосна, если правильно ее обработать, становится прозрачной. Тина, помнится, рассказывала об этом долго и подробно, и Стократ цокал языком, гладя пальцами ее деревянные сережки — и пылающие мочки ушей.
— Что обо мне болтают? — повторил он, вертя в руках княжеский кубок.
— Что ты один можешь… десяток положить? Вооруженных? Один?
— Красивая работа, — Стократ вернул кубок. — И ты веришь слухам?
Князь в раздражении хлопнул кубком о стол:
— А кто тебя знает… Мы тут на краю света почти, с лесовиками бок о бок, и не захочешь, а начнешь верить всякому…
— А что, ладится у вас с лесовиками? — Стократ боялся, что в его голосе слишком явно прозвучало любопытство. Он был почти уверен: беседа с князем так или иначе коснется лесовиков и смутные разговоры насчет «положить десяток» будут иметь продолжение.
— Ладится, — сквозь зубы процедил князь. — Твари они спокойные, ни с кем, кроме нас, не водятся, а мы у них лес берем по бросовой цене… Я о другом. Перевал здешний знаешь?
— По дороге сюда ночевал там.
— Ага… Место нехорошее.
— Ничего такого не заметил.
— Ага, — сквозь зубы повторил князь. — Разбойничье место. Торговцы, вон, петицию принесли, — он щелкнул пальцем по желтому свитку на столе. — Грамотный?
Не отвечая, Стократ развернул свиток. Написано было северовосточным манером, «как слышится — так и пишется», в три строки всего: «У князя торговая Макуха просит покровительства от разбойников душегубов три каравана уже порешили все боятся в месяц белой зари торговля встанет». И столбик подписей.
— В месяц белой зари, — Стократ потрогал жесткий краешек свитка. — Это когда же было?
Князь раздраженно взял свиток у него из рук и бросил на стол.
— Полгода назад, — сказал отрывисто. — Я тогда со стражей на перевал съездил… Никого не видел. Но грабить перестали.
Он обошел вокруг стола, встал напротив Стократа, уперся о столешницу костяшками пальцев:
— На прошлой неделе опять убили троих. Не наших, из Долины. Ехали к нам по торговому делу. Глотки им перерезали, кошельки забрали… Ладно, грабь, горло резать зачем?!
— Чтобы потом не узнали, — сказал Стократ.
— Значит, из местных…
Князь помолчал. На хмуром лице был написан полный отчет о его чувствах: он долго не хотел верить, что разбойники на перевале принадлежат к числу его подданных, и таким образом его, князя, ответственность за злодейство удваивается.
— Они были вооружены? Те, кого убили? — помог ему Стократ.
— Да. Торговец из Долины ехал с деньгами, с ним два охранника в броне, с мечами. Их порезали как цыплят.
— Как ты узнал?
— А неважно, — князь уселся в высокое кресло. — Я, может, не с трона золотого правлю и армии не вожу, но в Макухе я князь и свое дело разумею… Узнал вот. Еще, было, на тебя подумал…
— На меня?!
— …Но тех было трое, а о тебе говорят, что ты всегда один. Да еще кое-какие приметы… Так что с тебя я подозрение снял.
Стократ удивился — и из милосердия показал свое удивление князю. Тот сразу успокоился, залоснился, раскинулся в кресле:
— А ты думал? Я не слепой и не глухой. На своей земле я все знаю!
— А в Макухе об этом молчат. Даже в таверне.
— Потому что дело тайное, — отрывисто сказал князь. — Нехорошее дело. Если разбойники вернулись — народ забеспокоится по ту и эту сторону гор, торговля встанет… А это вред большой.