— Что?
Ариана снова стиснула зубы.
— Моя гипотеза не пользуется особой популярностью, а в научном мире хватает того, что обычно называется политикой, «корпоративными интересами». Я убеждена: мифология, религиозные верования могут многое рассказать об образе мышления разумных существ, но в настоящее время подобные взгляды не слишком распространены. Ортодоксальная наука, во всяком случае в моей области, придерживается теории, согласно которой мифы и верования представляют собой своего рода красивые портьеры на окнах общественного здания и ни в коей мере не отражают сложившегося в обществе мировосприятия. Некоторые и вовсе утверждают, что мифология искажает фундаментальные мировоззренческие особенности той или иной культуры.
Джонсон едва не присвистнул от изумления.
— Хотел бы я знать, где ученые набрались таких идей!
Ариана вздохнула.
— Если все, с кем ты работаешь и ежедневно общаешься, придерживаются какой-то одной точки зрения, легко вообразить, будто и остальные думают так же, — сказала она. — Как и Джуни, мои коллеги в Эмити готовы были с пеной у рта доказывать, что ископы на самом деле абсолютно не воинственный народ и что все их копья и изнурительная боевая подготовка носят чисто символический характер, являясь рудиментом каких-то древних, давно забытых традиций и обрядов. Если коротко, то они смотрят на примитивное — и довольно жестокое — общество, но видят лишь благородных дикарей.
— Благородных дикарей? — Джонсон удивленно покачал головой, не забывая, впрочем, внимательно поглядывать в окно. — Это что еще за штука такая? Как дикарь может быть благородным?
Ариана рассмеялась — коротко и горько.
— Именно эти вопросы я снова и снова задавала коллегам. История знает немало примеров, когда технологически развитые общества отличались варварской жестокостью. Ну а благородные дикари… я полагаю, это такая вещь, в которую людям просто очень хочется верить. Ну, как… как…
— …Как шлюха с сердцем из чистого золота?
— Да, пожалуй. Думаю, такие, гм-м… женщины встречаются столь же редко, сколь и благородные дикари.
— Ну а чем, по мнению ваших коллег, должны заниматься благородные дикари? — поинтересовался Джонсон.
Ариана слегка покачала головой.
— Специалисты, имеющие в научной иерархии гораздо более высокое положение, чем я, уверяли меня, что ископы с их примитивной технологией живут в единстве с природой и благодаря этому осознают свое место в мире гораздо отчетливее, чем мы.
— И в чем это выражается? — спросил Джонсон после продолжительной паузы.
— Джуни ответил бы на ваш вопрос с помощью большого количества мудреных слов, но, с моей точки зрения, никакой связной концепции за ними не стоит. Тем не менее моя борьба с косностью некоторых ученых мужей принесла свои плоды: в конце концов я оказалась здесь, на этой уединенной станции, где не могла отравлять умы окружающих своим неиссякающим скепсисом. К сожалению, я была права: к сожалению — потому что мои оппоненты мертвы, их заблуждения стоили им жизни. Хотела бы я ошибиться!.. — На последних словах голос женщины заметно дрогнул.
— Если вы ошиблись, это вовсе не означает, что правы они.
Она с мукой посмотрела на Джонсона.
— На самом деле речь не о том, кто был прав, а кто заблуждался. Я не могу простить себе, что только возражала и не пыталась сделать большего. Вдруг мне удалось бы хоть кого-то спасти — может быть, даже всех?
Пока она говорила, Джонсон вглядывался во мглу за стеклом, радуясь, что голос этой женщины, ее присутствие отогнали его собственных призраков, которых сегодня, пожалуй, было чересчур много для одного человека.
— Никто никого не способен спасти, — проговорил он медленно. — Это невозможно. И вашей вины в том, что случилось, нет.
Ему самому повторяли это много раз, но он не верил. Не до конца. Интересно, поверит ли она?
Ариана глубоко вздохнула, но ничего не ответила. После этого оба молчали до тех пор, пока женщина не задремала прямо на полу. Адоба, сменявшая Джонсона, вопросительно покосилась на Ариану, но Джонсон только покачал головой и приложил палец к губам.
Над холмами встал рассвет, но ископы так и не появились, и Джонсон почувствовал, как в душе у него шевельнулась надежда.
За все утро не произошло ничего примечательного. Вокруг станции не было заметно никакого движения, если не считать бродившей между постройками коровы, да изредка мелькавших в траве или в небе представителей местной фауны. Адоба не расставалась с передатчиком, но не слышала даже шипения статики. Солдаты проверяли и укрепляли баррикады перед дверьми и большими окнами; Сингх переходил от одного к другому, подбадривал или давал советы, однако охоты вести длительные разговоры ни у кого не было. Люди словно боялись, что их голоса могут привлечь ископов.