— Неси, говорю. А может, ты в розыске. Не работаешь, прячешься… Видали мы таких туристов.
Михалыч насмешливо посмотрел, как Гордин бредет за паспортом. Получив документ, он по-простому поплевал на пальцы.
— …А то был тут один такой. Тоже турист. Отдохнуть приехал. А сам снял избу и чернягу там варил. Ну, мы ему оформили путевочку. Сейчас под Нижним Тагилом отдыхает…
— Дан же…
— Гордин Сергей Леонидович, — строго прочитал майор. — Место рождения — Москва. Восемьдесят шестого года. Запомню, запомню… На таких туристов и запрос в область отправить не жалко.
Михалыч вернул паспорт и отправился продолжать бритье. У Гордина в груди бешено колотилось сердце. Он совсем не ожидал, что встрянет в проблемы вот так — глупо и моментально.
Надо было что-то предпринять, причем срочно.
— А не подскажете, где тут больница? — крикнул он вслед майору.
— Захворал, что ли?
— Да нет! Я же насчет работы приехал…
Михалыч снова бросил свое бритье и с живым интересом посмотрел на Гордина. Даже подошел на пять шагов.
— Работать? Сюда? Из Москвы?
— Ну да, — торопливо заговорил Гордин. — В мединститут поступать хочу. А для этого стаж нужен.
— Стаж? Здесь? — Майор был озадачен. — А в Москве что, больниц не осталось?
— Так после села поступать легче — направление, квоты…
— Хм… А что-то ты староват для студента. В армии служил, что ли? Или в бегах? — Михалыч усмехнулся.
— В медухе учился. Фельдшер я.
— Ну ладно, поехали.
— Куда? — удивился Сергей.
— У меня свояк — главный врач. Подвезу, заодно и познакомлю.
— Так выходной же!
— Это у вас в Москве выходной. А здесь люди работают.
Ветхое краснокирпичное здание больницы наполовину утопало в крапиве и лопухах. Во дворе гуляла стайка кур, между старыми яблонями сушилось на веревках белье.
Главврач стоял здесь же, во дворе — он руководил действиями дворника, который спускал с крыши обломанный лист шифера.
— Ну, давай! Аккуратно, говорю! Стекла побьешь — из зарплаты вычту.
Михалыч вышел из машины и, шуганув кур, неспеша прошел в покосившиеся ворота.
— Здорово, Паша. Чего тут у тебя? — поинтересовался он.
— Да крыша опять пролилась, — в сердцах ответил главврач. — А ты чего?
— Вон, бойца тебе привез. Говорит, работать хочу. Студент.
Главврач обернулся, с сомнением оглядел стоящего в воротах Гордина.
— И куда я его? Макароны на кухню продувать?
— Ну, ты начальник, тебе виднее… Говорит, фельдшер.
Главврач еще раз внимательно оглядел Сергея.
— Слышь, парень! — крикнул он. — А массажистом пойдешь?
Гордин сначала пожал плечами, потом кивнул.
— Ну, добре, — успокоился главврач. — Идем, покажу хозяйство.
В полутемном больничном коридоре пахло гороховым супом и старыми тряпками.
— Я на полставки, можно? — спросил Гордин.
— Разберемся. Клавдия Ильинична! — главврач встал на пути у старухи, которая брела навстречу, держась за стену. — Куда собралась-то? Тебе еще лежать и лежать.
— Душно, — прошамкала старуха. — Пойду на дворе посижу.
— Как там соседка, не померла еще?
— Лежит, сопит…
— Добре… Скажи ей, зайду после обеда. — Главврач обернулся к Гордину: — У нас тут временно Елизавета за массажистку. Сейчас познакомишься. Но только она еще и прачечной заведует — иногда и не успевает. Да и вообще, толку от нее…
Гордин вдруг отскочил назад — прямо на него выкатился из палаты страшный косматый дед в инвалидной коляске.
— Ты чего тут?! Ты зачем тут?! — хрипло закричал он, сверля Гордина водянистыми опухшими глазами.
— Антипыч, а ну, стоять! — главврач ловко развернул коляску и подтолкнул ее обратно в палату. — Марш в апартаменты! Вот так, добре…
В палате мерцал экран маленького телевизора. Шли новости, из уст ведущего то и дело слышалась фамилия Шлыков.
— Слыхал про Шлыкова? — заинтересовался вдруг главврач. — Наш земляк, между прочим. В этой самой больнице родился. Большой человек теперь.
— Кандидат какой-то? — без особого интереса спросил Гордин.
— «Какой-то», — возмутился главврач. — Не какой-то, а самый-самый. Хороший мужик. Уж он-то порядок наведет. Давно пора это ворье разогнать, ты как считаешь?
— Не знаю. По мне — все они там жулики.
— Но-но! Кстати, пришли уже.
Массажный кабинет представлял собой угол под лестницей, отгороженный листом крашеной фанеры. Уже на подходе было слышно все, что за ним творится.
— Ну что ты мнешь! Петруху своего так мни! Я ж сказал, ниже! — рокотал мужской голос. — Только гладишь! Мне от твоих ласканий ни тепло, ни холодно.