Это был исполинский дирижабль. Берг знал основные его характеристики: способен нести около ста тонн полезной нагрузки, которую можно увеличить вдвое, если пренебречь опасностью использования водорода вместо гелия. Длиной около двухсот пятидесяти метров, он мог достигать крейсерской скорости в сто тридцать километров в час. Дальность действия составляла невероятные пятнадцать тысяч километров. Начиная с 1936 года, он совершал регулярные двухдневные рейсы через Атлантику между Франкфуртом и Нью-Йорком — более чем вдвое быстрее лучших океанских лайнеров и с большими удобствами. Он не удивился, увидев корабль, плывущий столь низко. «Гинденбург» был известен полетами на высоте около сотни метров. Это давало пассажирам великолепный обзор.
По крайней мере, так было до войны. Поскольку дирижабль был интернирован в нейтральную Швейцарию, он больше не носил нацистских символов. Теперь он летал с огромными красными крестами на бортах — сделка с Гитлером заключалась в том, что швейцарцы позволяли ему курсировать, да еще с немецким экипажем, покуда окраска его была швейцарской.
Ей-богу, это действительно нечто! Он глазел, раскрыв рот, вместе с Ферми и Шеррером, пока дирижабль проплывал над их головами через озеро в сторону Локарно.
Когда же корабль удалился, трое мужчин приступили к обсуждению планов на декабрь в Цюрихе.
Прежде чем настал вечер и Мо и Энрико вернулись в Итальянскую Республику, чтобы забрать свои велосипеды, они уже имели представление, что им делать. И самое главное — как делать.
12 декабря 1944 года
Дом Пауля Шеррера был построен в швейцарском стиле, с видом на озеро, и располагался на другой стороне бульвара Зиштрассе от Рийтерпарка, с его рощицами и игровыми площадками. В середине октября Берг провел пару недель с Шеррером и его семьей и очень полюбил Ильзе, жену Шеррера и подлинную главу семьи. Понравились ему и три девочки, в возрасте от восьми до четырнадцати. К концу этих двух недель он внес семью в свой мысленный список людей, которых должен будет спасти от гнева Гитлера, если из-за Гейзенберга обострится ситуация. Ферми с семьей в нем уже значились, и Берг, улыбаясь в глубине души, уже окрестил его Списком любимых физиков.
Гейзенберг в число любимцев не входил.
Мо подошел к длинной подъездной дорожке. Снег уже шел вовсю, покрывая землю сантиметров на пять, и, судя по всему, обещал затянуться. На газоне в стороне было припарковано с полдюжины машин, наглядно живописуя цюрихский относительный достаток даже во время войны. Парочка «бугатти» и один «мерседес» говорили о присутствии каких-то местных политиков и ведущих бизнесменов. «Рено» и «ситроены», вероятно, принадлежали профессорам помоложе.
Берг уже собирался постучать в дверь, как его опередила Жанин, младшая дочь Шеррера.
— Мистер Берг! — радостно закричала она и ринулась к нему с объятьями. Из трех прелестных дочек она была самой очаровательной.
— Как же я рад видеть тебя, Жанин! — ответил он, обнимая ее. — Как сестры? Как мама?
Она рассмеялась.
— Вы такой глупый, мистер Берг. Амели единственная сестра, которая у меня есть, и ей почти одиннадцать, так что с ней не особенно-то и поговоришь. А мама — хорошо. И папа. Они так счастливы, что вы здесь, и я тоже!
Не переставая трещать, она взяла его за руку и повела в дом, видимо, намереваясь проводить его к хозяевам, прежде чем отстать. Что ж, все это прекрасно, но почему «единственная сестра»? Он твердо знал, что их было три. Не подвела ли его память?
Следуя на буксире за Жанин, он свернул за угол и предстал перед Паулем и Ильзе Шеррерами. Со всех сторон последовали приветствия, рукопожатия, объятия и благовоспитанные поцелуи в щеку; вскоре Жанин отправили к сестре, а взрослые занялись разговорами, преимущественно о погоде и детях, потому как большинство представляющих интерес тем в подобном обществе были закрыты: в толпе наверняка находились один-два агента гестапо, не считая нескольких сторонников нацистов вроде Вайцзеккера.
— Кстати, наш общий друг здесь, — все, что Шерреру нужно было сказать по окончании непродолжительного разговора. — Полагаю, он в задней комнате, откуда открывается вид на озеро.
Берг кивнул, снова пожал другу руку — сознательно, поскольку оба они понимали, что это может оказаться последним случаем, когда они видятся, — оставил Шерреров и прошел мимо гостей вроде Грегора Венцеля и Эрнста Штюкельберга, на ходу кивая и бросая «привет», но не останавливая своего продвижения к задней комнате с видом на озеро, где находился Гейзенберг.