И вот тут мы дали маху — заспорили о способах смертной казни для дирекции таких фирм-однодневок. Я предлагал свозить их на Тауринду — и пускай цветут махровым цветом. Гробус возражал, что это, в сущности, безболезненно, а вот скармливать их стремтийским комарам — самое подходящее, два дня мучений обеспечены.
Мы думали, что успеем нагнать этих циркачей у выхода из капсулы, но не учли одной мелочи. Надо было сразу проверить грузовой отсек, мы-то решили, что он пуст, однако там оказалась танкетка. Хорошая штука для езды по пересеченной местности: широкие гусеницы, надежная кабина. Вот только втроем там тесновато, а к нашим клоунам присоединился еще и четвертый — в малиновом скафандре для перевозки инфекционных больных. Мы уже ничему не удивлялись.
Им удалось сесть в танкетку, а оттуда их уже не выковыряешь, она только филакрийскому осьминогу по зубам, он своими клювами не то что танкетку — капсулу перекусить может.
Блокировать выход мы не могли — нечем было, Тохтамыш никак не мог вернуть власть над капсулой. Ложиться под гусеницы не хотелось. И тут у Гробуса случилось озарение. Настоящее, ребятишки, какое раз в сто лет бывает! Недаром же Гробус четверть века спустя стал вашим любимым профессором Виленским. Что? Не слышу. Я сказал — любимым. Ну да, я знал, что вы возражать не будете.
Я-то хотел сразу бежать к экзоскелетам, чтобы влезть в них и атаковать танкетку. Но умный Гробус предложил:
— Погоди. Давай сперва заглянем в рубку. Сдается мне, что тот, кто перехватил управление капсулой и полями, был там. Ты заметь, как он оттормозился… Что-то мне подсказывает, что его с собой не взяли, а оставили дневальным по пищеблоку…
И точно. Сидит в рубке парнишка лет двенадцати, а скафандр на нем был пятнистый, камуфляжный, вроде тех, что носили наши чернокожие диверсионные группы во время последнего конфликта на седьмой трассе. Там взрослый мужчина был как раз ростом с этого мальчишку, но не советовал бы я вам, ребятишки, втроем выходить против такого малыша.
Но это дитятко, этот налысо стриженный ангелочек, сидело перед портативным пультом ручной сборки. Знаете, есть такие мастера — возьмут блок питания от чайника, динамоплату от вертушки, вентилятор от газообменника, два метра медной проволоки, горсточку болтов и гаек, поковыряются — и вот вам винтолет, способный нести полкило груза. Этот пульт, мы сразу поняли, собран умельцем — вид у него был корявый, что-то не влезло до конца и торчало, провода висели. Но парень работал сразу двумя руками на двух экранах.
— Та-ак… — сказал Гробус. — Держи его! А я решу проблему раз и навсегда!
Я схватил ангелочка в охапку, а Гробус шваркнул пульт на пол и еще попрыгал на нем. Дитя разрыдалось.
— Ну, капсула свободна. Не реви, новый соберешь! Кто эти злые дядьки, что тебя наняли? — спросил Гробус.
— Уы… Ыу… Э-э-э… — ответил ребенок.
— Филакрийские демоны! Симбионт! — заорал я.
Ребенок был накачан наркотиком, который вы уже не застали, назывался он «Симби». Эта гадость вошла в моду у подростков, потому что, с одной стороны, расширяла сознание, так что возникало идеальное взаимодействие с электроникой на физиологическом уровне, а с другой — сужала сознание и симбионт, ощущавший себя половиной своего пульта, терял дар человеческой речи.
— Гробус, мы освободили капсулу, но утратили связь с танкеткой, — сказал я.
— Да пропади она пропадом… Люди, которые способны так издеваться над ребенком, заслужили свою порцию пыльцы.
— Да разве я спорю? Но нужно понять, что эта идиотская экспедиция означает!
— Тащи ребенка к Тохтамышу, а я активизирую два экзоскелета.
Через двадцать минут мы ступили на почву Тауринды. То есть ступили металлокерамические ноги экзоскелетов.
Все в этом изобретении хорошо, одно плохо — бегать не умеют. Они шествуют! На нас были прекрасные скафандры с идеальной защитой, мы совершенно не чувствовали перегрузок, но мы шествовали со скоростью три километра в час.
Те слова, какими сопровождал наш марш Гробус, произнести в приличном обществе невозможно. Десять минут без передышки и не повторяясь — пока мы не дошли до первого островка лилии Меркуса. Она, естественно, цвела, точнее — зацветала, один адский бутон уже почти распустился. А дальше мы увидели то, что преисполнило наши заскорузлые мужские души младенческой радостью. Перегруженная танкетка не выдержала крутого подъема и завалилась набок. Защитный колпак отвалился. Наши клоуны высыпались на бурый тауриндянский песок и не могли сдвинуться с места. Высыпался также их багаж — ящики, ящички и большая катушка с разноцветной проволокой.
— Чтоб я сдох, — говорит Гробус. — Это же электропастух для черепах!
Я знал, что на черепашьих фермах в период кладки яиц пляжи огораживают — чтобы самки не разбегались во все стороны и не рыли ямы за пять километров от кормушек. Но кого собирались пасти на Тауринде эти чудаки?
Мы неторопливо подошли к ним и включили все дополнительные гарнитуры внешней связи.
— Кто вы и зачем сюда прибыли? — спросил я.
— Не ваше дело, — ответил сиреневый скафандр.
— Кто вы и зачем сюда прибыли?
— Не ваше дело.
— Добром не понимают, — заметил Гробус и выставил штатный шестиствольник экзоскелета. — А ну, своим ходом — живо к капсуле. Считаю до пяти. Отставшего бью по ногам.
Один из стволов действительно бьет мелкой резиновой картечью, но клоуны этого не знали.
— Не имеете права! — завопил зеленый скафандр, — Это частная собственность!
Вот тут мы и обалдели.
— Частная собственность на Тауринде?!
— Да!
— Вот прямо здесь?!
— Джо, покажи им карту, чтобы они наконец отстали!
Джо, клоун в голубом, лежавший на спине, включил нагрудный экран, и мы увидели план здешней местности. Мы увидели относительно круглую площадку для старта и посадки капсулы, с бетонными бортиками, подъездной дорожкой и прочим добром. Мы увидели две дороги, ведущие к шахтам. А еще — очерченный красным прямоугольник, на территории которого мы и находились. Но что любопытно — на карте отсутствовали островки лилий. А ведь им там следовало торчать в первую очередь.
— Странно… — пробормотал Гробус.
— Вы на моей земле, убирайтесь!
Вот когда зеленый скафандр, еле подняв руку, обвел пальцем свои владения, мы поняли, как обычный мирный лейтенант Разведкорпуса может стать неуправляемым убийцей.
— Ты, сынок, наверно, принял нас за роботов из шахты, — ласково сказал Гробус, вы все знаете этот нежный голосок профессора Виленского. — А мы — патруль Разведкорпуса, вот личные знаки!
Над здоровенной ручищей экзоскелета, протянутой к клоунам, где-то в районе локтя, образовался голокуб, а в кубе по голосовой команде возник алый щит Разведкорпуса со всеми геральдическими выкрутасами и портретом Гробуса в верхней части. Я активизировал голографическую установку и предъявил щит со своим портретом.
— Не имеете права — заявил зеленый скафандр. — Частная собственность!
— Да пойми ты, нет на Тауринде частной собственности! Две компании ведут разработку недр, получили на это лицензии в дирекции сорок седьмой трассы, вот и все! — Гробус уже начал сердиться.
— Погоди, тут какое-то надувательство, — сказал я ему и обратился к зеленому скафандру: — Ты что, купил кусок Тауринды?
— Купил — сорок квадратных миль!
— И кто же тебе эти сорок миль продал?
— Космотрассоинвестбанк!
Ребятишки, мы потом вместе с полицией за этим жульническим банком по всему космосу гонялись, но — это уже отдельная история.
— На основании чего? — строго поинтересовался Гробус.
— Как положено — я составил бизнес-план. Космический туризм, плантации, стадион.