Выбрать главу

Если бы не друзья мои...

ЖЕСТОКАЯ ПАМЯТЬ

На долю еврейского писателя Михаила Лева выпало столько страданий и испытаний духа, что их хватило бы на многих людей… Курсант Подольского военного училища, он был поднят по тревоге в бой на подступах к столице. Раненный, попал в плен, испытал ужас концлагерей, дважды бежал из плена, во второй раз — успешно. Воевал в партизанском отряде, стал начальником штаба партизанского полка, еще не зная в то время, что немцы расстреляли мать недалеко от родного дома, а отца, опустив в заброшенную шахту, заживо закопали…

Жизнь сурово обошлась с Михаилом Левом. Он увидел ее крутую хребтину. Но ему досталось и счастье преодоления сложности судьбы, то, что делает писателя жизненным и интересным людям.

Поэзия подвига — вот что движет сюжеты его произведений, вот что скрепляет нити повествования его книги, в которую вошли три части повести «Если бы не друзья мои…»: «Курсанты», «Всюду вместе», «Снова в строю», а также повесть «Юность Жака Альбро».

Повесть «Если бы не друзья мои…» в основе своей автобиографична. И в той степени, как «автобиографично» любое произведение, в котором отложился личный опыт автора, и в том, более узком значении слова, когда автор строит повествование на событиях, пережитых лично, увиденных лицом к лицу. Иначе говоря, перед нами документированная художественная проза. О жанре стоит сказать подробнее.

Долгое время в «реестрах» литературоведения художественная и документальная проза, мемуары значились обособленно. Потом мемуары переросли жанр личных свидетельств об истории и стали ближе к лирической прозе. Хотя произведения, скажем, Ольги Берггольц, начавшей лирический поток советской прозы 50-х годов, основываются на личных наблюдениях автора, герой не совпадает с образом художника, его создавшего. В советской литературе того периода лирическая проза слила документ и личное свидетельство, породила новый тип произведений — «Дневные звезды» О. Берггольц, «Ледовый дневник» Ю. Смуула и др. Потом, в 60-е годы, появятся произведения прозы и драматургии (театра и кино), основанные на строгом документе, фактах действительности, где авторское, лирическое начало сводится к минимуму. Все чаще первичный документальный материал — дневники, сводки, письма и архивные данные — начинает играть доминирующую роль. Доверие к «несочиненному», непридуманному вытесняет вымысел автора. Сегодня, когда мы читаем «Хатынскую повесть», «Я — из огненной деревни», «Блокадную книгу», «Каратели», мы знаем, что это такое — документированная литература. «Если бы не друзья мои…» — такая книга.

Конечно, ничто не заставило художника так переоценить ценности, как война. Она научила больше уважать реальность, считаться с фактами, которые несут огромный эмоциональный смысл. Писатели военной темы — фронтовики знают, что никакая фантазия не может сравниться с трагическим опытом тех лет.

В книге «Если бы не друзья мои…» повествуется, как советский воин, еврей по национальности, попал в окружение, оказался в плену у фашистов, в концентрационном лагере, прошел через ад унижений, физических и нравственных издевательств, как он выстоял в этой неравной борьбе, вошел в контакт с другими героями и бежал. Если бы не товарищеская спайка, интернациональная солидарность, моральная поддержка — разве можно было бы выжить, выстоять, вернуться в строй борцов против фашизма?

Во второй части повести «Всюду вместе» — много жестких зарисовок быта лагеря, портреты людей стойких и тех, кто предал родину.

Хочется обратить внимание читателя на такую сторону повести Михаила Лева, как пристальный взгляд автора на психологию человека, либо теряющего связь с родиной и друзьями по судьбе, либо противостоящего разрушению личности. Вот рассказ о вербовке немцами «добровольцев» для борьбы с русскими партизанами. На стене барака с внешней стороны — плакаты, листовки. На одном плакате изображен румяный повар и дымящийся котел. А вдали — истощенные люди за колючей проволокой. «Людям, умирающим с голода, если только дух их ослабел, такое западает в душу. Приманка застревает где-то в подсознании и на каком-то этапе обретает неожиданную силу. Берегись тогда — ты уже запутался в липкой паутине, что соткал для тебя двуногий паук. Душа твоя в опасности, ей грозит нечто более страшное, чем смерть, если только кто-то, отважный и мужественный, ради твоего спасения не поползет глухой ночью от стены к стене и кусочком угля — карандаша у него нет — спеша и волнуясь, не напишет вкривь и вкось на одном плакате: «Пока ты еще не стал предателем, одумайся!», на другом: «Лучше смерть, чем предательство!», на третьем: «Цена их обеда — братоубийство».