Перед глазами выросла серая громада величественного католического собора, поражающая великолепием архитектурных деталей. Тонкие готические шпили проткнули свинцовый свод и зигзаги синих трещин расцарапали небо. На лицо упало кружево фаты, лишив доступ к воздуху. Лина протянула руку, пытаясь сдёрнуть удушливую паутину, но наткнулась на сухую ладонь Александра Петровича. Отчим крепко взял за локоть и осторожно направил к бесконечным ступенькам.
В ушах стоял шум транспорта и крики толпы, словно Лина очутилась в сердце протестной демонстрации. Тяжёлый шлейф, каждым шагом, тянул назад. Она знала, что продвигается вперёд, но, будто вязла по колено в песке и медленно съезжала вниз. Приподняв фату, мама торопливо зашептала в ухо, но сквозь окутавшую вату Лина слышала только гул. Она выполняла указания как робот: подняла руку, поставила ногу, прошла под каменными сводами длинного нефа. Качаясь, проплыли заполненные людьми ряды деревянных скамей, украшенных резьбой. Тонкие подошвы туфель касались ледяного пола, в подоле платья путались лепестки роз, окрашивая шлейф розовой пеной. Казалось, она идет нескончаемо долго. В тумане. Так долго. А тоннель все не заканчивается. Холод и пустота надвигались, проглатывали с каждым шагом. Лина пыталась задержать взгляд на чём-то определённом, статичном, на каменных статуях или изображениях апостолов, ажурных кованых решётках, но всё плыло и не имело смысла. Глаза безостановочно искали в размытых пятнах лицо. Это лишало остатка сил.
Сквозь белую пелену обозначился знакомый тёмный силуэт. Остов надёжности и безопасности в этом мире тумана и грёз. Лина облегчённо выдохнула и потянулась к Яну. Искала пальцами крупную сильную ладонь, но натыкалась то на свадебный букет, то на рукав Александра Петровича. Покрутив головой, Лина поразилась: отчим и жених выглядели одинаково – крепкие, мужественные, седые…Рядом громко всхлипнула Натали, за ней протянулся нескончаемый фиалковый шлейф одолженных для церемонии подружек, утирающих платочками лица.
Лина повторяла слова священника, не узнавая. Что это? Латынь? Деревянные пальцы соскальзывали с гладкого обручального кольца, беспомощно упирались в косточку фаланги. Взмокнув от напряжения, она нажала изо всех сил. Безрезультатно. Холодок пробежал по позвоночнику. Яну пришлось помочь: обхватив её пальцы вместе с металлом, он легко заставил кольцо занять положенное место.
– Можете поцеловать невесту… – Разнеслось под сводами ясно и чётко, как Глас божий. Завеса кружев поплыла и исчезла. Влажное лицо окутал ледяной воздух. Лина заморгала и прерывисто задышала, когда тёплые губы приблизились и накрыли рот, навечно скрепив союз.
Град чужих поцелуев, незнакомых объятий, поздравлений, душил плотным кольцом. Лина старательно улыбалась, наклоняла лицо, подставляла щёки и пожимала руки. Эхо голосов, взрывалось над алтарём. Все линии стали слишком отчётливыми, жирными, словно их снова и снова наводили карандашом. Слишком все резко, громко. Сотни горящих свечей жарили позвоночник. Сотни тел наступали запахом духов, ароматом цветов, ванили, нестерпимой сладостью ладана. Боже, как душно! Ей нужен кислород… В глазах ненадолго прояснилось. Улица... Наконец-то!.. Разноцветные конфетти расцвели затейливыми калейдоскопами. Они бежали под вспышками камер. Преследовали молнии и рёв голосов. Над головой захрустели сотни трещин. Небо треснуло и обрушилось со страшным грохотом.
Упав на спинку сидения, Лина часто-часто задышала, унимая тошноту.
– Тебе нехорошо? – Тревоженный голос размытого лица, заставил собраться с силами:
– Немного, – Лина провела пальцами по ледяному лбу.
– Ой! Не делай так! – вскричала Натали. – Дайте мне салфетки, пока она не испортила весь макияж!
В губы упёрлось холодное стекло.
– Пей.
Лина отпила немного воды. Прохладный кондиционированный воздух медленно изгонял дурноту. Зрение прояснилось. Мутная пелена в глазах рассеялась. Предметы больше не раскачивались. Окружающие овалы приобретали выразительность озабоченных лиц.
– Спасибо. Мне уже лучше, – она повернулась к окну и ничего не увидела за проливным дождём: – Скоро церковь?
– Церковь? – мама переглянулась с Александром Петровичем и бросила украдкой взгляд на Олсена, который сложил на груди руки и смотрел на жену сквозь полуприкрытые глаза. – Лина, мы в предместье Лондона, подъезжаем к Метрополю.
Лина опустила глаза на колени. В полумраке салона, на безымянном пальце левой руки, мигнул квадратный бриллиант. Расширив глаза, она сделала усилие, чтобы детским жестом не спрятать руку за спину.