Не следовало позволять себе привязываться к ребенку. Ведь он знал, что призрак боли постоянно витает над его головой, поэтому и дал себе клятву не влюбляться. Чтобы держать боль на расстоянии, надо было не обременять свою жизнь привязанностями. С самого первого дня пребывания в приюте Макс установил для себя основное правило: никакой любви, потому что она заканчивается потерей и болью.
Черт побери, вот так я и жил все эти годы! — подумал Макс. Сам как бы дотрагивался до людей, но им не позволял прикасаться ко мне. А потом появился Фрэнки. И расставание с ним — Макс был уверен в этом — как бы давало ему намек на то, что его ждет, если позволить Кэтлин полностью войти в его жизнь: растерянность, горечь, боль, которые могут просто раздавить его. И на этот раз он уже вряд ли оправится от удара.
А боль Кэтлин от прощания с заветной мечтой уже повисла между ними, словно тяжелая пелена из слез. И, что бы она ни говорила о своем самом сильном желании, если Кэтлин не станет матерью, боль внутри нее будет расти и в конце концов взорвется, разметав их отношения в клочки. Это совершенно очевидно. Макс знал, что ему надо делать, чтобы Кэтлин наверняка смогла осуществить свою мечту, к которой стремилась и которой заслуживала.
Надо убедить ее оставить его.
14
На следующее утро Кэтлин с ужасом осознала, что Макс отдаляется от нее. По пути домой от Эштонов и позже она пыталась поговорить с Максом. Но Макс сказал, что не испытывает никаких чувств, оттого что они отдали Фрэнки. И почему он должен что-то чувствовать? Фрэнки не его ребенок.
Но Кэтлин видела страдание в его глазах и поняла, что он не искренен. Ее обидело, что Макс как бы отгородился от нее стеной, однако она постаралась понять его. Он не привык к любви.
Поэтому вечером в постели Кэтлин прильнула к Максу, как бы давая понять, что уж она-то никогда не покинет его. Макс обнял ее, но не попытался приласкать, даже по щеке не погладил. А когда он уснул, Кэтлин тихонько заплакала, потому что ощутила себя одинокой, почувствовала, что их отношения изменяются к худшему.
И вот сейчас, ожидая, пока Макс выйдет к завтраку, Кэтлин представила, что готовится войти в зал суда, чтобы защитить клиента, попавшего в серьезную беду. Она волновалась, терзаемая нехорошими предчувствиями.
— Что случилось? — тихо спросила Кэтлин, когда Макс вошел в кухню.
И увидела, как исказились черты его лица. Это был не тот Макс, которого она знала. Это был кто-то другой, такой же напуганный, как и она... и какой-то совсем далекий.
— Только прошу, Макс, не говори, что ничего не случилось, мы оба понимаем, что это неправда.
Он налил себе кофе, поставил чашку на стол и сел напротив Кэтлин. Ему не хотелось заводить этот разговор, но он обязан был сделать это. Ради ее же блага.
— Я думаю, Кэтлин, у нас с тобой ничего не получится, потому что ты никогда не смиришься с тем, что я не хочу иметь детей.
— Другими словами, я тебе не нужна?
— Я этого не говорил. Просто хочу раз и навсегда закрыть вопрос о детях. Понимаю, ты надеешься, что со временем у нас появятся дети. Так вот, этого не будет.
Кэтлин захотелось закричать. Пока в доме находился Фрэнки, сердце Макса начало постепенно оттаивать, она заметила это. Он уже почти снова поверил в любовь. Но сейчас Макс опять был таким, каким она увидела его впервые, — замкнутым, настороженным. Наверное, расставание с Фрэнки напомнило ему о боли потерь.
Сейчас и Кэтлин ощутила эту боль.
— Я понимаю, Макс, расставание с Фрэнки расстроило нас обоих.
— Да. Я наблюдал за тобой, когда ты прощалась с Фрэнки. Я видел твое лицо. Так скажи мне честно, будешь ли ты счастлива со мной, если у нас не будет детей? — В ожидании ответа Макс посмотрел Кэтлин прямо в глаза.
— Я согласна смириться с этим, если у меня будет твоя любовь.
Он покачал головой.
— Ты скоро поймешь, что одной моей любви тебе недостаточно. Я видел твои глаза, Кэтлин. И понял, что творилось в твоем сердце. — Макс имел в виду момент прощания с Фрэнки.
Поднявшись из-за стола, он подошел к окну, оказавшись к Кэтлин спиной. Желая убедить Макса в том, что он не прав, Кэтлин тоже поднялась, подошла к нему и положила ладони ему на плечи. Однако Макс не изъявил ни малейшего желания разрушить стену, которой окружил себя.
Кэтлин отстранилась. Зная историю его детства, она понимала отчужденность Макса. Он боялся того, что отдаст ей свое сердце, а она растопчет его и сбежит, когда желание иметь ребенка пересилит все остальные чувства. Это было совершенно ясно и только усугубляло боль и обиду Кэтлин. Потому что сейчас желание иметь ребенка не было для нее реальной проблемой.