А что же она будет делать без Глеба по утрам, когда они вернутся в город? И зачем мама её родила на целый год позднее, чем Глеба? Страшная несправедливость! Вот теперь Глеб пойдёт в школу, а она нет. В последнее время он зафасонил — прямо терпеть невозможно. На каждом шагу твердит: «Ты ещё маленькая. Я пойду в школу, а ты не пойдёшь!» Это — когда он ещё только собирается стать школьником. А когда на самом деле станет — тогда что будет? Вот убежал куда-то и её не подождал. Безобразие!
В задумчивости Зойка вышла за калитку и медленно поплелась вдоль забора. Под ногами шуршали листья. Вон сколько нападало с деревьев. Одни красные, другие жёлтые, а третьи пополам: зелёные с коричневым. Красивые. Пусть Глеб сделает для неё гирлянды из этих листьев. И пусть набьёт ими матрасик для куклы. Так ведь пропал куда-то!
Зойка поворошила ногой листья, подняла голову. И сразу сделала строгое лицо, прищурилась, прикусила нижнюю губу. В нескольких шагах от неё стоял босой, в одних трусах мальчишка лет девяти и насмешливо улыбался. Это был Сорванец из дачи напротив. Наверно, у него было какое-нибудь имя, но Зойка его не знала, потому что все три бабушки — и баба Вера, и баба Люба, и баба Маня, когда приезжала из города, — называли его Сорванцом.
— Ты что ищешь? — спросил Сорванец.
— Глеба, — простодушно ответила Зойка.
Сорванец прыснул:
— Пф… ф… разве твой брат такой крошечный, чтобы в траве затеряться? Ростом, что ли, с перочинный ножик? — И захохотал во всё горло.
Зойка обиделась. Презрительно оглядела мальчишку.
— А у тебя все ноги в гадостях!
Сорванец перестал хохотать и уставился на свои загорелые, исцарапанные ноги. Нагнулся и снял с левой ноги что-то чёрное, извилистое.
— Подумаешь, один дохлый головастик прицепился!
Зойка вздёрнула подбородок.
— А тебе нужна тысяча?
— Вот хорошо бы тысячу головастиков иметь! — вздохнул Сорванец. — Разве ты не хотела бы? Только и это не головастик, — рассматривая снятое с ноги, сказал он с сожалением. — Из всех головастиков давно лягушки повывелись. Это просто такая пиявочная водоросль. Потому что я купался в пруду. Хочешь, покажу, как я ныряю?
Можно ли играть с Сорванцом? Одной. Без Глеба. Неизвестно. А идти на пруд, кроме как с бабушками и с папой, с мамой, нельзя. Это уж точно. Даже с дядей Юрой — сомнительно. С дядей Юрой почти наверняка не пустят на пруд: он увлечётся купаньем, а про детей забудет. А уж с Сорванцом на пруд!!!
Щёки и уши стали у Зойки пунцовыми. Она почувствовала, что сейчас погибнет. Потому что сделает что-то ужасное. Настоящее преступление. Ей стало страшно. И в то же время сердце у неё сладко замерло.
Дрогнувшим голосом Зойка сказала с отчаянной решимостью:
— Да, я хочу посмотреть, как ты ныряешь!
Сорванец схватил её за руку, и они побежали. И через пять минут очутились на берегу заросшего осокой прудика.
«А вот пусть Глеб меня не бросает, — стоя под развесистой ивой, мстительно думала Зойка. — Какой герой, батюшки, этот Сорванец! А Глеб пусть не удирает от меня! Хоть он и будет школьником, а я — нет. И я не виновата, что такая неудача: на год позднее родилась. Из такого смелого, как этот Сорванец, даже космонавт может когда-нибудь получиться!»
Уже четыре раза, Зойке напоказ, Сорванец плюхался в пруд. С размаху разбивая своим телом зелёную тину, он исчезал, и некоторое время его совсем не было видно. Зойка таращила испуганные глаза на воду, на осоку и прибрежные кусты. Но вот Сорванец выныривал, ловкими взмахами рук достигал берега и вылезал, шумно дыша и отплёвываясь. Кончив плеваться и, едва переведя дух, он гордо спрашивал:
— Видишь?
Не в силах выразить словами своё восхищение, Зойка молча усиленно кивала несколько раз подряд. С последним её кивком зеленоволосая, облепленная тиной голова Сорванца и его ноги, сплошь в пиявочных водорослях, мелькали в воздухе в новом потрясающем прыжке. Никогда в жизни Зойка не видела ничего более захватывающего.
Сколько времени так продолжалось, она не знала. Наконец, в полном изнеможении Сорванец повалился на траву. Зойка присела на корточки возле него.
— Ты будешь великим человеком! — сказала она проникновенно.
Сорванец так удивился, что полежал с открытым ртом, разглядывая Зойку, как что-то невиданное. Потом предложил:
— Хочешь, я научу тебя плавать?
— Когда я вырасту, — подумав, торжественно сказала Зойка, — я непременно буду плавать в прудах, в озёрах, в морях и океанах. Тогда ты меня научишь.