И Андрей сумел жестко переломить себя, заставить себя сесть за стол и думать, писать, отдаться работе с головой, не обращая внимания на то, как незаметно летели дни, которых он так мучительно долго ждал целый год. Поглощенный работой, ежедневных встреч с Полиной он не искал. И она оценила это, увидела происшедшую в нем перемену и прониклась к нему еще большим уважением. И уже сама стала проявлять заботу о встрече с ним, готовить эту встречу.
А дни летели. Они в санатории всегда бегут быстрее, чем в повседневной жизни. Теперь все у Андрея было расписано по минутам: с утра гимнастика, бег, душ, завтрак, санаторные процедуры, потом — работа, которая уже подходила к концу. А оставшееся время — его оставалось вполне достаточно — сплошные, неповторимые встречи с Полиной. Они снова обрели прежнюю страсть. «Вот, — радовался Андрей, — что значит бросить выпивать, что значит собраться». Он знал, что силы воли, чтобы отказаться от выпивок, у него хватит. Но, как назло, через два-три дня приходилось или встречать или провожать кого-то из земляков. А отказ от дружеского застолья люди всегда воспринимают с некоторой обидой и досадой. Вот, мол, зазнался человек, ровней себя не считает. Таких разговоров Андрей боялся больше всего. Тем не менее последние несколько встреч выпивал самую малость, лишь ради приличия. И никто ему не высказал осуждения за это: понимали, человек занят не только работой, но и молодой, красивой женщиной.
Довольный случившимся, Андрей рисовал предстоящую встречу с Полиной. Они договорились сходить в кино на новый фильм, который демонстрировали для отдыхающих. Когда она вошла, свежая, стройная, немного взволнованная, он крепко обнял ее и поцеловал, усадил рядом с собой и охотно рассказал о том, как прошли последние проводы земляков.
— Наконец-то! — радостно воскликнула Полина. — Надеюсь, теперь-то ты понял, как это хорошо во всех отношениях. А если так, то все теперь должно быть просто замечательно. Я имею в виду нас с тобой. Все главное в тебе, в том, чтобы ты бросил пить. Совсем бросил. Я ведь тебе несколько раз говорила и говорю об этом как медик: все дело в водке. В этой заразе. Неужели тебе водка дороже меня? Ты, видимо, забыл наш уговор, что был год назад. Напомню: год назад я обещала — и не отказываюсь от своего обещания — родить ребенка. От тебя, Андрей, от трезвого, здорового. Мне нелегко напоминать тебе об этом. Но я перенимаю опыт старшего: учусь жить, как хочу. Сегодня сватался ко мне один шофер. Он техникум заканчивает. Смотрите, Андрей Васильевич, я человек свободный. Как птица. Могу и улететь. Поэтому ставлю условие: больше не пить ни грамма. А в остальном — живите по своему распорядку. Мне такой распорядок нравится. — Полина обняла его, не торопясь приласкала, потом крепко расцеловала, и Андрей не выдержал, бросился запирать дверь, оставил в замке ключ и быстро задернул шторы.
— Сначала любовь! — указал он рукой на кровать. — А ужин и кино подождут.
Полина, как и всегда в таких случаях, покраснела и стала раздеваться.
Страстно целуя и чувствуя, как нарастающий вал, приближение неодолимого желания. Андрей увлек ее на кровать и, придерживая за бедра, вошел в Полину, начал неторопливые толчки, и она вскоре сладостно застонала, как от боли или первородного изумления, закачала головой из стороны в сторону и сникла; оба не заметили, как наступило просветление.
Потом они долго лежали и тихо ласкали друг друга. Поужинав, снова предались любовной игре, решив в кино не ходить… Собравшись проводить Полину домой, Андрей в порыве благодарной нежности сказал растроганно:
— Если родишь мне сына, я буду знать, что не зря жил на свете. И в то же время, милая Полинка, рождение сына для меня — это очень непросто. Оно может круто изменить мою жизнь и вызвать столько непредвиденных последствий, что я, быть может, стану самым несчастным человеком. Как ни крутись, а мне, вероятно, еще придется выдержать и пережить очень многое.