На совещание Андрей не ехал, а летел словно на крыльях. Ему было жарко, душа его пела, и угнетающего воздействия эта гнусная, промозглая погода, которая как на зло установилась перед маем, на Андрея не оказывала.
…Вскоре после праздника в одном из ящиков рабочего стола Андрея, аккуратно свернутые, лежали покупки для новорожденного. А как все отправить? Узнать у знакомых, может, кто поедет в «Голубую Русь»? Нет, лишнее афиширование. Да и кому захочется брать такой груз? Сделаем проще: посылкой. И напишем на ящике, на обычном фанерном ящике, что продают на рынке пенсионеры, фамилию нужного нам адресата: Ермолиной Полине. Разве это возбраняется? Мало ли кто прислать может: родственники, знакомые, близкие, свои, чужие — все равно, только шли, чтоб работа для почты была. И нет проблемы. А там, глядишь, и с отпуском подфартит.
Однако все мечты об отпуске Андрею пришлось оставить, хотя и не окончательно, но на время, которое потребовалось ему, чтобы лично завершить наладку и пуск автоматической линии с разработанным им вибробункером. Тут, хочешь не хочешь, не уедешь — сам в этом больше всех заинтересован.
Андрей почти безвылазно находился на заводе. Он обосновался прямо на участке, в конторке начальника, на зашарпанном диванчике, какие неизвестно где и когда выпускали, и не однажды бывало так, что, прикорнув на часок-другой, снова шел на линию, к вибробункеру, где закавык различных случалось немало. Многое пришлось пережить ему за это время. Зато в конце года, когда все было закончено и в бухгалтерии произвели перерасчет, на руки Андрею причиталась солидная сумма, из которой он без ущерба для семейного бюджета мог выделить и Полине, чтобы поддержать ее, пока она не работает. Андрей понимал, что посылать деньги Полине от него никто не требовал. «К чему вся эта затея? — спрашивал он себя. — На худой конец у нее есть мать, есть отец, которые, и сомневаться нечего, помогут всем, что у них есть». Но Андрей не мог так просто отмахнуться от происходящего в его жизни. И смело, без утайки, даже с гордостью за все, что было хорошего, просил Полину в письме, а потом еще раз по телефону, чтобы отца не вздумала скрывать. «Назови его, — советовал и требовал он. — Алешкой. Хорошо звучит: Алексей Андреевич Лопатьев». И Полина обещала так и поступить, когда ребенок родится.
Посылая деньги Полине, Андрей впервые в жизни утаил от семьи крупную сумму. Понимал, что не обеднеют от этого. Ведь зарплату он отдает всю.
Листки календаря медленно убывали, и каждый прожитый день был наполнен у Лопатьева нетерпеливым ожиданием сообщений от Полины. И вот однажды Андрей, зайдя на почту, вылетел оттуда как на крыльях: в открытке, которую он получил от Полины, она сообщала ему, что у него родился сын. «Назвала его, как ты и просил. Алешкой, Алексеем Андреевичем. Вес хороший — три четыреста пятьдесят. Беспокойный, зевластый. Все. Целую. П. Е.». «О фамилии Полина почему-то не написала, — подумал Андрей, но тут же отогнал от себя ненужные сомнения. — Все-таки она молодец! Надо же, какой крепыш!»
Последующие дни для Андрея выдались особенно суматошными, но это было для него приятным, успокаивающим фактором. Он стал беспрестанно думать об отпуске, готовиться к нему; ему хотелось повидать сына, потутушкать его, хотелось увидеть и Полину, о которой после звонка и особенно после открытки Андрей стал думать более часто, представляя себе, какой она стала. Все мечты его были связаны только с отпуском: побыстрее дожить бы до него! Скорее бы уехать. Ему временами даже не верилось, что все это наяву.