И все же тот факт, что Тамара не замужем, обрадовал Андрея. Он сам удивился тому, что вскоре после свидания с ней как праздника стал ожидать очередного скандала с женой. И всякий раз, как он разрастался. Андрей брал портфель, закладывал в него электробритву, что-нибудь из еды, бутылку водки и отправлялся на трамвайную остановку. По дороге он звонил Тамаре, и они уезжали к нему в сад или по ситуации, если она была дома одна, он ехал к ней.
Установившиеся отношения с Тамарой помогали ему избавиться от грустных дум о несостоявшемся отпуске, о том, что из-за этого он почти целый год не увидит Полину, а главное — Алешку. Оба они в его сердце по-прежнему занимали особое место и были его постоянной болью и радостью. Встречи с Тамарой, хотя и нечастые, помогали ему забывать об этой боли, скрашивать не только разлуку с Полиной и сыном, но и монотонные будни семейной жизни. С другой стороны, он чувствовал, что сердце его стало всякий раз взволнованнее биться в предвкушении новых свиданий с ней.
Однако вскоре наступил новый прерыв в непрерывности его отношений с Тамарой. Судьба распорядилась так, что ему предстояла новая командировка в соседний с Лисентуками город. А там, чтобы встретиться с Полиной и Алешкой, ему нужно было проехать в электричке всего каких-то сорок минут. Он помнил об этом по экскурсии, с которой побывал однажды в этом городе вместе с Полиной. И Андрей уже планировал свой распорядок дня: с утра — работа, вечером на электричке возвращаться к Полине и Алешке в Лисентуки. «А где же жить, когда приеду туда, к ним?» — размышлял, прикидывая так и эдак Андрей. И тут же решил позвонить Полине, рассказать обо всем и попросить, чтобы включила все свои связи и заказала для него номер в гостинице или сняла где-нибудь квартиру. Последнее казалось ему лучшим вариантом.
Андрей накупил подарков, дефицитных продуктов, кое-что приберег и от поездки за границу, и, аккуратно уложив все в импортный чемодан, матово-черный, с двумя обтягивающими ремнями, отвез его в аэропорт в камеру хранения, сказав жене, что одолжил чемодан товарищу по работе.
…Самолет прибыл в полдень. Полина, получив телеграмму, ожидала Андрея в аэропорту. Она была заметно похудевшей, но в глазах ее светилась нескрываемая радость. Все ее движения приобрели уравновешенность и умудренное спокойствие. И еще Андрею бросилась в глаза внутренняя теплота, которой в ней не наблюдалось раньше и которая исходила от всего ее облика теперь. Андрей отметил про себя, что вся она стала мягче, женственнее, даже броские черты ее лица, очертания точеной фигуры теперь округлились, стали более плавными. Когда, не стесняясь прохожих, они обнялись и поцеловались, по щекам Полины покатились слезы. Андрей заботливо смахнул их платком, крепко прижал Полину к себе и, наклонившись к ее уху, нетерпеливо спросил:
— Ну, как ты?
Она виновато-робко улыбнулась в ответ:
— Как видишь.
— Он как?
— Ходит. Говорит уже. Все донимает меня, когда «плиедет» папа? Не выговаривает «р». Твои игрушки, как большой, бережет. И только всем рассказывает: это мне папа «плислал». На тебя похож. Есть и мое, конечно. Сам увидишь.
Полина помогла Андрею разложить вещи в номере, а к концу дня, когда солнце стало прятаться за горой, ушла за Алешкой.
Андрей, ожидая их, волновался: не знал, как вести себя с сыном, терзало и другое — как быть дальше? Что он может дать ему, чтобы поставить на ноги? И возраст, конечно, уже не тот. Но тем не менее до старости еще далеко и что-то придумать можно. Это сейчас. В ближайшие годы. А что скажешь Алешке потом, когда он вырастет? Чем объяснишь ему, папа, свои кратковременные появления? Может, скажешь, что у тебя особая работа? Какая? Это только сотрудники госбезопасности могут не встречаться со своими семьями годами, даже десятилетиями. Тоже мне, кэгэбэшник нашелся. А может, ничего объяснять и не потребуется. Сам поймет. Главное — дольше оставаться не столько отцом, сколько человеком, похожим на отца, пытающимся изо всех сил стать им. А не махнуть ли на все рукой? Зачем мне лишние заботы? Кто меня просил об этом? А разве надо, чтобы просили? Что, у самого уже ни капельки совести не осталось? Раньше, выходит, лишь рисовался. Старался преподнести себя этаким необыкновенным, значительным, личностью, хотя и не лишенной слабостей. А как прижало — сразу в кусты? Нет, не пойдет. Видимо, все потечет теперь по иному руслу. А с кем жить? Это очень и очень нелегкий вопрос: с кем?