Все теперь в прошлом. И груш не надо. И Анны тоже. На ум ему приходило пояснение, слышанное от Сидельникова: если каждый день есть изысканные блюда, то в конце концов наступит такой момент, когда на них, что называется, глаза бы не глядели. И очень захочется другой, может быть, более грубой пищи. «Неужели Сидельников прав: интерес в разнообразии? Ведь не секрет, что я и сам, — думал Андрей, — ох и надоел Анне. Она тоже не скрывает этого и не кривя душой говорит, что отдыхает, дышит полной грудью, когда я уезжаю на дачу и особенно в отпуск. Неужели мы настолько приелись, опостылели друг другу, что теперь можем просто не обращать внимания на того, кому раньше говорили самые высокие слова о любви, о красоте, о верности? Может, тут у людей вообще что-то не предусмотрено? Что-то не так. И во всем требуется прерыв непрерывности. А принятые каноны устарели, требуют пересмотра. И пожалуй, что в многоженстве, которое пока еще встречается в Средней Азии, определенный смысл имеется…»
Еще совсем недавно Андрей знал, как избавиться от тяжелых раздумий и расслабиться: стоило лишь поругаться с Анной, собрать портфель в дорогу и с трамвайной остановки, прежде чем ехать в сад, позвонить Тамаре. К сожалению, она теперь далеко — в Германии. И мужу ее еще служить и служить. А ездить оттуда в Россию особой нужды у них нет. Так что с Тамарой, видимо, вряд ли будут новые встречи в саду или у нее на квартире. Может, когда-нибудь удастся увидеться с ней просто так. Вспомнить былое…
Так и не прочитав ни единой страницы, Андрей откладывал книгу в сторону, выключал торшер и начинал внушать себе, что его ничто не тревожит, не беспокоит, что жизнь прекрасна, погода великолепна, дела его блестящи, что его терпеливо ждет Полина, что ему хорошо, совсем хорошо, что веки его тяжелые, и руки тоже тяжелые, и ноги как бревна. И он засыпает. Почти засыпает. А сон все равно не шел. И тогда Андрей, по выработанной привычке, принимался десятками считать до двух тысяч. Иногда конечная цифра бывала в два раза большей.
И в последующие дни мало что менялось в жизни Андрея. Думы о встрече с Полиной и Алешкой не выходили у него из головы, ими он был охвачен все свободное от работы время, в них видел смысл жизни, спасительную звездочку на своем неспокойном горизонте. Домой Андрей приходил поздно, усталый и опустошенный: на подшефном заводе шло освоение новой автоматической линии. Он едва успевал перекусить, как начиналась программа «Время», и Андрей тут же занимал свое любимое место на диване, что стоял в зале. Однако до конца досмотреть передачу у него не хватало сил, — засыпал, когда начинали передавать новости спорта, которыми он, в прошлом чемпион дивизии по боксу, всегда интересовался.
…Вечером в пятницу он едва добрался до дома: в висках стучало, голову не повернуть — больно, в груди ощущался леденящий сердце холодок. Несмотря на позднее время, хотелось не есть, а полежать, быстрее снять рабочий костюм, галстук, рубашку, принять душ и в спортивном костюме плюхнуться на диван, включить телевизор и дослушать программу «Время», которая уже началась. Однако Анна, увидев усталое, изнуренное, до неузнаваемости изменившееся лицо мужа, почувствовала, как видно, угрызения совести.
Подождав, пока Андрей принял душ, она подала ему чистое белье, спортивный костюм, провела на кухню и заботливо усадила за накрытый уже стол. «С чего это такое внимание ко мне, — невольно подумал Андрей. — Нет ли тут какого подвоха?» Такой трогательной заботы о себе он давно не замечал.
Взглянув на Андрея спокойно, как-то по-домашнему тепло и располагающе, Анна сказала:
— Ешь салат. — И, зная, что муж не любит майонез, добавила: — Он со сметаной.
— Сил нет. Не хочется рот раскрывать.
— Салат вкусный. Поешь. А потом твои любимые голубцы.
— Аппетита что-то нет.
— Ну, милый, если не будешь есть, тебя надолго не хватит. Для разминки все-таки начни с салата. И такие сегодня удачные голубцы получились, — Анна улыбнулась. — Просто объедение. Я и то три съела, а Светланка два.
Андрею было приятно, что жена так встречает его, даже голубцов наготовила. «Понимает, как устаю за день, и восполнить силы мне, конечно, требуется», — пододвигая к себе тарелку с салатом, подумал Андрей и спросил:
— Где Светланка?
— Ушла на дискотеку.
— Она совсем музыку забросила. Пианино запылилось.
— А что поделаешь? Теперь у нее другой интерес — танцы на льду. Ты разве не видишь, с коньками не расстается. В кресле с ними засыпать стала.