К концу второй недели, несмотря на то что Андрей работал в рукавицах — раствор все-таки просачивался через них, — руки его разъело, иссушило, и он не знал, что ему делать, как спасти, предохранить их, — кремы, масло и сметана уже не помогали. Руки потрескались не только у него. Беда стала общей. Кто-то предложил съездить в аптеку и купить резиновые перчатки. Однако и в них, как оказалось, хорошего было мало, да и не проработаешь долго: кожа на пальцах становилась такой дряблой, что казалось, будто из них кто-то высосал всю кровь: сморщенные, безжизненные, они представляли страшное зрелище. После эксперимента резиновые перчатки полетели в мусорную кучу, и все осталось по-старому: надевали простые, хэбэшные рукавицы, а вечером, после работы, руки саднило, драло и щипало так, что не знали куда их деть. И тут всех выручила та самая бабушка, у которой покупали топленое молоко. Она посоветовала строителям после работы протирать руки малиной. И помогло. Все радовались, как дети, показывая друг другу руки, наконец-то начавшие приходить в нормальное, естественное состояние.
Все дни, проведенные Андреем в бригаде, были изнурительными, тяжелыми. И только в конце второй недели, когда в воскресенье был объявлен девятичасовой рабочий день, он, проспав тринадцать часов подряд, с облегчением почувствовал, что боль, заполнившая все клеточки его тела после первых дней, теперь как бы растворилась, исчезла и перестала напоминать о себе. И лишь после борща, который варили из консервов, постоянно мучила изжога, что еще больше укрепляло его намерение ехать в Лисентуки.
Прошла еще неделя. Андрей вспомнил, что надо бы достать Алешке школьную форму. Но где ее взять? Он слышал, что приобрести форму сейчас проблема из острых. В каждом районе товары распределялись строго по разнарядке, под неустанным контролем партийного руководства.
Вспомнив, что здешний председатель райисполкома — хороший знакомый и даже больше — приятель Травкина. Андрей решился спросить:
— Лев, а твой предрик… не может ли нам, то есть мне, помочь приобрести кое-что для школьника? Конкретно, для первоклассника. Форму там и остальное, если, конечно, удобно.
— Для кого стараешься? Если не секрет.
— Для племянника, моего крестника. Надо же хоть раз в жизни показать, что я, как и положено по древнему русскому обычаю, — настоящий крестный отец. Вот и надумал купить ему форму…
— Ну, милый, чего захотел! — Травкин удивился непрактичности друга, вернее, его незнанию обстановки, и стал разъяснять: — Для села школьную форму поштучно отпускают. Дефицит страшный. Надо в городе доставать. Кстати, ты же знаешь, сестра моей жены завмагом работает. В продовольственном. Она же тебе путевки достает, книги. У нее связи — дай бог каждому. Есть-то все хотят. Поэтому она может многое. И не волнуйся, когда вернемся отсюда — поможем тебе приобрести все, что требуется твоему крестнику для школы.
— Надоедать неудобно, — попытался отказаться Андрей.
— Чего там надоедать. На высшем уровне организуем. Как поедем в город, возьму тебя с собой…
Месяц, начавшийся для Андрея невыносимо трудно, пролетел быстро. Ему не хотелось уезжать из бригады, где жили так дружно — единой семьей, общей целью. Кладка стен была закончена, начали устанавливать перекрытия. Но участвовать в новом деле Андрею уже не пришлось: кончился его отпуск и, получив обещанные ему Травкиным деньги, он уехал.
Жена и дочь встретили его с нескрываемым восторгом: целовали, разглядывали и обнимали. Он привез им, кроме денег, по вельветовой юбке. Третью, вместе с Алешкиной формой, учебниками и прочим, отослал Полине еще оттуда, из районного центра.
«Вот ведь какой он, — рассуждала про себя Анна. — Если уж что решил — все: трактором не остановишь. Сказал, поеду в бригаду, и поехал. И, видимо, неплохо получилось. Сам, чувствуется, доволен. Хотя похудел. Но это ему на пользу — моложе стал. И даже красивее. А еще говорят, что тяжелый физический труд вреден…» Анна заботливо суетилась возле мужа. Собрала ему смену белья, затем принялась старательно накрывать стол. Андрей смотрел на жену и чувствовал, как теплело у него в груди. Ему нравилось, что так радостно-смущенно суетилась Анна. И хотя импортный светло-синий халат с большим шалевым воротником, пожалуй, придавал ей солидности, она с новой силой напомнила ему ту далекую Анну в простом сатиновом халатике, какой она была в молодости, в первые годы их семейной жизни…
Приняв душ. Андрей неторопливо прошел в зал и вернулся оттуда в спальню сияя: там все оставалось, как и до его отъезда. Приезд лохматого Шурика задерживался. «Не хочет уезжать с юга, от тетки. Ну и пусть. Еще успеет надоесть и нам», — думал Андрей.