Незаметно следя за взглядом Андрея, Полина, довольная, пояснила:
— Телевизор я на твои купила. А мебель — родители помогли.
— Милая, тебе, наверное, трудно? Да? — Андрей обнял ее и прижал к груди, нежно гладя темные, коротко остриженные волосы.
— Мне трудно без тебя. А материально… Я ведь, сам знаешь, теперь дипломированный специалист. Врач. Зарплаты хватает. И ты помогаешь. И родители. Так что жаловаться на достаток просто грех.
Андрей поцеловал ее в щеку, прошел в прихожую, порылся в своем портфеле и, вернувшись, передал Полине конверт, в который были вложены сэкономленные им деньги — не одну, две шубы можно купить и еще останется.
— Это тебе. То есть вам. Вскроешь, когда я уеду. Но если не терпится, можешь открыть сейчас. — Андрей окинул взглядом стол, накрытый на троих, вновь посмотрел на разрумянившуюся Полину. — Почему же нет так долго Алеши? Может, сходим за ним?
— Не надо. Не переживай. С минуты на минуту должен прийти.
Она села Андрею на колени, обняла за шею и порывисто прижалась, целуя его.
— Как я тебя ждала! Мне деньги так не нужны, как необходим ты. Я так расстроилась, когда получила письмо и узнала, что ты уехал на заработки, куда-то далеко, в такую глушь, которую якобы и представить трудно. Когда мне становилось особенно грустно и сиротливо, я всегда перечитывала его. Так и выучила наизусть.
Андрей улыбнулся, удивленно покачал головой.
— Не веришь? Ну тогда слушай. «Здравствуй, милая Полина! Здравствуй, дорогой мой Алеша. Мне очень хочется увидеть вас, хочется обнять и поцеловать. Еще мне хочется ходить с вами по магазинам, по базару, накупить всего, что понравится, как мы в тот раз делали, а потом выставить все на стол… Однако исполниться этому желанию пока рановато. И сейчас не это главное. Надо купить Алеше форму, учебники и прочее, что требуется первоклашке. А потом, к зиме поближе, — новую шубку. Я уже договорился о ней. Да и тебе, милая, разве мало всего надо? И я думаю, ты не обидишься на меня за это решение уехать к другу, в его „дикую“ бригаду. Хотя никакая она не „дикая“. Она — особая. И я это испытал, как говорится, на собственной шкуре…»
Перебивая сама себя. Полина, прижимаясь губами сначала к одной, затем к другой щеке Андрея, горячо воскликнула:
— А я обиделась! Не все деньгами измеряется. — Она неожиданно умолкла и, чувствуя, что сейчас вспылит, наговорит неприятных вещей, резко поднялась, пояснив: — Мне жарко. Пойду душ приму.
Едва вошла в ванную комнату — тут же заперлась, чего обычно не делала, и, пока лежала в теплой воде, все думала, думала, с болью вспоминая то нелегкое для нее время.
…Когда Полина получила и прочитала письмо, в котором Андрей сообщал, что для того, чтобы помочь ей более существенно, он вынужден провести свой отпуск в «дикой» бригаде, созданной его другом Травкиным, — она обмерла. «Как можно?! — поражалась Полина. — Неужели ему неведомо, что есть вещи, которые не измеряются, не оцениваются деньгами? Я год, почти год, страдала, мучилась, боролась, защищалась от всех соблазнов и соблазнителей, но ждала, ждала как праздника встречи с ним. И вот награда. Ведь надо ж до такого додуматься? Он что же, не понимает меня или издевается надо мной, не знает и не хочет представить, что такое для молодой одинокой женщины ожидать почти год?! Его бы самого куда-нибудь на год поселить… Подушку порой грызть хочется, на стенку бросаться, заплакать, закричать, завыть диким голосом. А он: уехал на заработки… Ему что — у него всегда под боком женщина. Он-то хорошо устроился. Может, у него еще какая-нибудь появилась типа моей подруги Оленьки? Он любит таких. Безусловно, все может быть. А причину в Алешке нашел, чтоб не ехать ко мне. Ну ладно. А как мне вести себя? Я разве не живой человек? Может, позвонить Мирону? Вот обрадуется. Над этим стоит подумать. И если решусь на это — не знаю, что со мной будет дальше. Нужен ли мне будет Андрей? Неравное у нас с ним счастье. Эх, Андрей, Андрей! Плохо, как видно, ты знаешь женскую психологию… А может, я сама что-то недооцениваю? Ведь он не куда-то там в дом отдыха уехал, а, как пишет, вкалывать. Ну что это я набросилась на человека? Он разве плохое задумал, а тут на него такое ожесточение. Да, пожалуй, ожесточишься. Каждую ночь стала просыпаться как в огне… А вчера какой сон видела!»
Полине снилось, будто они приехали к школьной подруге в Киреевск. Погожее начало сентября. Андрей в светло-коричневой рубашке и такого же цвета джинсах, в темных очках. Сама — в голубой блузке с короткими рукавами, в белых модных туфлях… Андрей, высокий, подтянутый, держал ее за руку, и они, радостные, шли по нарядным улицам, и люди заглядывались на них. Земля была теплой, и асфальт был теплым, а листочки на деревьях были влажными, густо-зелеными. И на душе — как весной. Как в первый год близости. Обедали в открытом кафе, расположенном на склоне горы, на десерт ели мороженое и фрукты. А ночевать приехали домой. Алешка гостил у бабушки… Когда неожиданно среди ночи зазвенел будильник. Полина нехотя прервала сон, лениво сладко потянулась, потом стукнула по будильнику кулаком и с обидой подумала: «А, собственно, зачем мне терпеть? Зачем убивать свои желания? И вообще на Андрея, это давно понять было надо, рассчитывать бессмысленно. Надо устраивать жизнь самой. Сколько можно ждать? Главное, было бы чего. Годы и мои уходят. Не век мне быть молодой. Уже я и теперь не та. Зачем же мне сдерживать себя? Это противоестественно. Что, Андрей разве так поступает? Может, переспать с греком? Грек, а фамилия русская: Савинов. Человек во всех отношениях подходящий. Красивый и за женщинами любит приударить, хотя и женат. Ему и навязываться не надо: сам давным-давно глаз на меня положил. И просил не забывать о нем, Антонии, если потребуется… Вариант неплохой. А если не получится — можно еще разок съездить в Киреевск. К тому самому Мирону-мурене. Жаль вот только, что у него такая отвисшая нижняя челюсть, округло-выпуклый подбородок… Да черт с ним, с его подбородком, если он ждет не дождется меня. В любое время дня и ночи, говорит, готов принять хозяйкой. Над этим нужно подумать. И подумаю. Может, в Мироне мое счастье? Ведь Андрей — не мой. И хоть любит, и я его люблю, но все-таки не мой…»